Куда более честным в своем анализе и трезвомыслящим выглядит страстный поклонник личности и метафизики Достоевского Николай Бердяев, утверждавший в частности, что «перед Создателем за свое бытие в мире русский народ может оправдаться Достоевским». Он писал по этому поводу:
Национальное сознание Достоевского наиболее противоречиво, и полно противоречий его отношение к Западу. С одной стороны, он решительный универсалист, для него русский человек — всечеловек, призвание России мировое, Россия не есть замкнутый и самодовлеющий мир. Достоевский наиболее яркий выразитель русского мессианского сознания. Русский народ — народ-богоносец. Русскому народу свойственна всемирная отзывчивость. С другой стороны, Достоевский обнаруживает настоящую ксенофобию, он терпеть не может евреев, поляков, французов и имеет уклон к национализму [БЕРДЯЕВ (II)].
Мечтая о славянском всеединстве, Достоевский особенно презрительно и враждебно относится к полякам:
Достоевский выводит гротескные фигуры «полячков» на тризне по Мармеладову и намечает аналогичный образ в «Бесах». <…> в «Карамазовых», уже в полном согласии с традицией реакционного романа, выведены поляки Муссялович и Врублевский, засаленные проходимцы, намеренно коверкающие на польский лад русские слова. Достоевский мимоходом вносит в их характеристику легкий политический штрих. Паны отказываются поддержать тост Мити за Россию и, в виде любезности, поднимают стаканы «за Россию в пределах до семьсот семьдесят второго года». В дальнейшим они оказываются шулерами [ГРОССМАН Л. (II). С. 47][112].
Во время польского освободительного восстания 1863–1864 гг. против русского самодержавного колониализма, христианин и великий гуманист Федор Достоевский писал, что:
Польская война — есть двух христианств — это начало будущей войны православия с католичеством, другими словами — славянского гения с европейской цивилизацией [ФМД-ПСС. Т. 20. С. 170].
Одним из ярких, но до сих пор недостаточно изученных страниц биографии Достоевского является история его взаимоотношений с польским шляхтичем, участником польского революционного движения Шимоном Токаржевским (1821–1900). Они одновременно отбывали каторгу как политические преступники в одной и той же сибирской крепости, и оба оставили о том свои воспоминания. Их мемуары очень сходны; большая часть фактов, написанных Токаржевским в 1857 году, всплывает у Достоевского в «Записках из Мёртвого Дома» (1862) в художественно обработанной форме. Оба автора описывают коменданта крепости, прибытие поляков, обитателей тюрьмы, а также повседневный быт заключённых. Сопоставляя эти два описания, мы видим удивительный пример разных отношений к политической атмосфере в России первого десятилетия царствования Александра II. Достоевский пишет от имени русского националиста-охранителя, для которого все инородцы — «другие». Токаржевский в свою очередь говорит от имени польских инородцев, более того — инсургентов, для которых русские — поработители и угнетатели их национальной свободы. С точки зрения польской стороны:
«Записки из Мёртвого Дома» защищают русский колониализм, что видно даже по портретам поляков-сотюремников, то есть других, и это кажется унизительным, а во многом даже неверным по приведённым фактам. <…> Достоевский пишет о них снисходительно, как бы свысока, приписывая им высокомерное отношение и ненависть к русским» (но для книг Токаржевского, заметим, обобщения подобного рода не свойственны, читатель не почувствует враждебного отношения поляков к каким-либо другим народам, но ему ненавистно хамство и нецивилизованность, жульничество, беспробудное пьянство, с которыми постоянно сталкивался в Сибири не только в крепости, но и будучи на поселении). <…> поляки якобы выказывают особую утончённую презрительную вежливость к заключённым, они необщительны с ними, заключёнными, и никак не скрывают своё к ним отвращение. Возможно, отчасти это и правда. Поляки сторонились убийц и бандитов, и Достоевский даже упрекает товарища Токаржевского, несчастного Александра Мирецкого, к которому Ф. М. как будто относится неплохо, что тот по-французски твердит: «Я ненавижу этих бандитов!».
Удивительно, что Достоевский, по рассказам Токаржевского, всячески не только принижал поляков, их имена, их внешность, но даже утверждал, что если бы у него было хоть несколько капель польской крови, он просто бы не перенёс этого, и велел бы их выпустить. И. вместе с тем, Достоевский настойчиво утверждает, что ведёт свой род от Литвы (то есть, по сути, от той же шляхты, ибо в то время Королевство Польское и Литва, хотя были едины, но считались как бы разными частями одного государства). Чем не характеристика парадоксальности натуры великого писателя, подмеченной Токаржевским? [UNGUREANU].
112
Достоевский выступает как отъявленный националист и популяризатор идеи великой Российской империи, враг немцев, поляков и евреев [ПШЕБИНДА. С. 81–82].