Событие. Произошло оно, когда Ф. М. было всего три года. Но осталось в его памяти. Мне оно тоже кажется существенным. Тогда юному Феденьке пришлось читать молитву по памяти перед гостями. Няня привела его. Гостям его чтение очень понравилось. Умиление и восторг взрослых от «умного мальчика» залегли в память ребенка. Став взрослым, Ф. М. будет долго держать в памяти и ценить это чувство: восторга и умиления от соприкосновения с возвышенным, неземным.
Событие. «Наша няня, Алена Фроловна, была характера ясного, веселого и всегда нам рассказывала такие славные сказки!..» Это написал уже зрелый писатель в 1876 г., когда ему было уже 55 лет. То, что происходит с нами в юности и оставляет след, – событие. Писатель Ф. М. весьма активен в творческих фантазиях. Гиперболы, метафоры…, – они еще от детских сказок Фроловны. Семья Достоевских большая – 8 детей – братья, сестры. Без кормилиц, нянь не обойтись. Они обычно из крепостных крестьянок. Но вот в памяти только своя «Арина Родионовна» – правда, имя иное. Женщина в памяти Ф. М. не крепостная, а «гражданка» из мещан. Человек в памяти писателя удивительного «душевного благородства… и доброты». Об этом вспоминает писатель не раз.
Событие. В 1831 году (Ф.М. – 10 лет) отец, врач Мариинской больницы в Москве и новоиспеченный дворянин (три года «во дворянстве»), покупает два села (Даровое и чуть позже Черемошну) и становится помещиком. Теперь у семьи 500 десятин земли, по более сотни «душ». Обращает внимание, хоть и вскользь: врач больницы может выложить 12 тысяч серебром – деньги не малые – и перейти из служивых в класс господ.
Теперь весна и лето для Ф. М. (и братьев) на селе. Он узнает, какова она – жизнь в самом низу. Пусть и в роли наблюдателя.
Особенно ясно проявилось различие в отношении к крепостным со стороны отца – строгость и даже деспотизм – и со стороны матери – доброта, заступничество.
Событие. Два-три события сельской жизни новоиспеченного помещика М. А. Достоевского (каковым так и не стал Ф.М., отказавшись от владения «душами» впоследствии) отложились в памяти писателя (существенный факт! Личность, гражданин).
Это его испуг от встречи с волком (то ли настоящим, то ли мифическим) и радостная эйфория от общения с мужиком (крепостным) Мареем. Об этом событии писатель оставил очерк и о нем же вспоминает в письмах и биографических заметках. Он говорит о «глубоком и просвещенном человеческом чувстве» крепостного мужика. «Ить ведь испужался, ай-ай – качал он головой. Полно, родной… Он протянул руку и вдруг погладил меня по щеке… Я понял наконец, что волка нет…» Для просвещения не всегда необходимы знания. Иногда подобное в нас заложено свыше. Кем? Не знаю! Просвещенные говорят: генетикой, предками. Верующие утверждают – Богом. Оставлю это на волю читателя. Но помните: как много значит вовремя протянутая рука!!!
Здесь же встретил он «обиженную» дурочку, ищущую своего умершего сыночка. Какой-то сукин сын надругался над бедной девчушкой. Это сохранилось в памяти. Ф. М. всегда будет помнить об униженных и оскорбленных, будет их защитником, надеждой, опорой.
А через год случилось: «Несчастье… вотчина сгорела…»
Как ни странно, но первой по воспоминаниям Ф. М. откликнулась на это событие Фроловна, предложив свои отложенные «на потом» сбережения.
Но тут проявились лучшие порывы души родителей:
– Ладно, – сказал отец решительно, как умел говорить только он, – поезжай, Григорий (Григорий Васильев – дворовый человек из села Дворового, «единственно грамотный» – М. П.), да передай мужикам: последнюю рубашку поделю с ними – несчастье общее, вместе и расхлебывать будем…
«Каждому погорельцу маменька выдала по пятидесяти рублей – немалые деньги, – вспоминает Ф.М., – будут, так и отдадите, а нет – так и нет…»[6]
Такое надолго сохраняется в памяти и порождает в юноше ответную реакцию – стремление к состраданию, сочувствию, доброте, что не раз проявится в Ф. М. впоследствии.
Однако не все в юности был столь возвышенно и благостно.
Событие. «Меня с братом свезли в Петербург, в Инженерное училище и испортили нашу будущность, – вспоминал под конец жизни Достоевский, – по-моему, это была ошибка».[7]
Было ему в ту пору 16 лет. Это был юноша, погруженный в мечты, склонный к самоанализу. «Мы с братом стремились тогда в новую жизнь, мечтали… обо всем прекрасном и высоком…» Ему явно недоставало времени задуматься о будущем. За него это сделал прагматичный и далекий от юношеских фантазий отец.