Узнаваемые черты, почти фотография…
Ближе к финалу картины назревает конфликт. Лицейский дядька Фома (А. Громов), старый солдат, сердечно любивший всех лицеистов, особенно «обезьяну», достает ром и варит юношам пунш. Веселье, радость, звон бокалов, стихи льются рекой. А у дверей подслушивает немец-гувернер Мейер (В. Гардин) и докладывает по начальству о непослушании студиозов, особенно налегая на строчки, прочитанные Пушкиным о неком Лицинии: «Свободой Рим возрос, а рабством погублен». Это, конечно, крамола; и Пушкин наказан – молитвенно стоять на коленях по утрам и вечерам. Но когда на общей молитве к коленопреклоненному поэту присоединяются почти все лицеисты его класса, это расценивается уже как бунт: виновник – опять же Пушкин.
Титры освещают смену начальства в Лицее: «Лицейские вольности обратили на себя внимание министра просвещения графа Разумовского… По рекомендации всесильного графа Аракчеева он поручил исполнять должность директора Лицея отставному полковнику Фролову». Персонаж откровенно карикатурен (В. Таскин) – тупой солдафон винит Пушкина в крайнем легкомыслии, дерзости, упрямстве и вольнодумстве; намеревается уволить поэта из Лицея. Положение спасает публичный экзамен в присутствии Г.Р. Державина, состоявшийся в январе 1815 года: Пушкин так искренне, так взволнованно прочитал свое сочинение «Воспоминания в Царском Селе», что старик Державин (А. Мгебров) вскочил с места и со слезами на глазах расцеловал поэта. «Теперь умереть можно. Вот вам второй Державин!»
Гроза миновала.
Всего полторы минуты присутствует на экране Александр I (Ю. Кранерт). Он как будто стремится искоренить вольнодумство лицеистов, успокоить преподавателей. «Фролова я уволил, потому что его приемы были слишком простые и грубые. Я на тебя надеюсь, – обращается царь к преемнику полковника. – Ты того же достигнешь иными средствами. В мягких перчатках, понимаешь? Цель Лицея была с самого начала не понята и извращена. Мне нужно было подготовить людей, привычных к условиям двора, дворян, верных престолу, а не разночинцев. Профессора Куницына я уволю. Под видом права он преподает республиканские учения. Потом, что такое воспитанник Пушкин?»
Вопрос риторический, голос царя полон подозрений.
Надо понимать, что «дней Александровых прекрасное начало» склонилось, миновав полдень, к закату.
А воспитанник Пушкин в это время читает оду «Вольность» в компании лицеистов и гвардейских офицеров (слегка опережая ее реальное появление). И вдруг видит через окно, что его Наташа одета будто в отъезд. Выбегает – оказывается, барин-театрал умер, и актрису продали. «Были бы богаты, купили бы меня!» – плачет девушка, но поэт только разводит руками. Он не богат, и девушку увозят к новым господам.
Ужасы крепостничества предстают перед юным поэтом в обрамлении личной драмы: влюбленных настигает разлука, которую они не в силах победить. «Мужицкое счастье – что перышко, а горе – что железный пуд», – горько вздыхает Фома, пытаясь утешить юношу, чье сердце разбито.
Биографы Пушкина, как правило, скептически относятся к этой первой влюбленности поэта, которая на самом деле была ограничена несколькими эпизодами 1814 года и, конечно, сильно преувеличена в «Юности Пушкина»17. Но, зная, что «лицеисты» – «Пушкин», «Пущин», «Дельвиг» и многие другие – спустя несколько лет после премьеры фильма погибли в огне Великой Отечественной войны, критика оберегала эту в целом трогательную, немного наивную картину от нападок и резких оценок. Тем более что авторы фильма искренне любят поэта, который так славно читает стихи, так честно ведет себя в каждом кадре, так деликатно изображает процесс творчества. Наверное, был резон у съемочной группы, чтобы в страшный 1937 год снять светлую картину о поэте, чей талант так много обещал.
К этой же дате на студии «Ленфильм» был поставлен еще один звуковой черно-белый полнометражный (72 мин) художественный фильм режиссеров М. Левина и Б. Медведева «Путешествие в Арзрум». Премьера состоялась 10 февраля 1937 года, в день памяти поэта.
Строго говоря, «Путешествие…» – это экранизация одноименной биографической повести Пушкина «Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года», а не фильм-биография. Различие существенно, ибо трудно вообразить, как средствами кино можно показать содержимое путевых заметок поэта, часто весьма беглых, конспективных – о мгновенно меняющихся пейзажах, о многочисленных ночлегах – то вповалку на земляном полу, то в борьбе с полчищами насекомых; о кушаньях (часто несъедобных), их запахе и вкусе; о нравах мужчин, живущих на Кавказе, об их костюмах, привычках, об их женщинах. Как изобразить такой, например, фрагмент: «Общество наше было разнообразно. В палатке генерала Раевского собирались беки мусульманских полков; и беседа шла через переводчика. В войске нашем находились и народы закавказских наших областей, и жители земель, недавно завоеванных»18.