Только Христовы люди, подобные апостолу Павлу, знают, что сатана мыслит, ибо им "не безызвестны его умыслы" [606], его идеи, его философия. К таким людям надо, прежде всего, отнести Достоевского. Он глубоко погрузился в психологию сатаны, проанализировал природу этого первого критика творения Божьего мира и создал Бунт [607], которого мир еще не видел. Но великий знаток бездн сатанинских, бесстрашный мятежник против Бога и мира на своем личном опыте постиг, что человеческая природа не может снести богохульства и бунта против Бога и Его творения. В адских муках своего духа он всем существом ощутил, что от сатанинского ужаса его может спасти только одно — только пресветлый, чудесный и чудотворный Лик Богочеловека Христа.
Самый великий мятежник рода человеческого не смог вынести своего собственного бунта, но, гонимый некоей внутренней силой своего сердца, смирился пред благим и кротким Господом Иисусом. Через преисподнюю скепсиса, сомнений, отрицания и неверия прошел Достоевский, пока не уверовал во Христа как в Бога и в Господа. Да, он воистину мученически и отважно боролся, пока не обрел свою веру во Христа. Поэтому уже в конце своей жизни он с болью и гневом писал: "…Дразнили меня необразованностью и ретроградною верою в Бога. Этим олухам и не снилось такой силы отрицание Бога, какое положено в Инквизиторе и в предшествовавшей главе. Не как дурак же (фанатик) я верую в Бога. И эти хотели меня учить и смеялись над моим неразвитием! Да их глупой природе и не снилось такой силы отрицание, какое перешел я…" [608] Иван — глубок. Он не из тех современных атеистов, которые своим безверием доказывают только лишь ограниченность своего мировоззрения и тупость своего малого ума. "В Европе такой силы атеистических выражений нет и не было. Стало быть, не как мальчик же я верую во Христа и Его исповедую, а через большое горнило сомнений моя осанна прошла, как говорит у меня в том же романе черт" [609].
Достоевский, невиданный атеист и страстный богоборец, мог спастись и спасся только таким всесовершенным и всемилостивым Богом, каким является Христос. Чарующий Лик Христов наполнил всю его душу, и он стал в новейшее время самым прозорливым пророком и самым красноречивым апостолом Лика Христова. Внимая его вдохновенным словам о Христе, человек говорит самому себе: да, воистину Лик Христов — единственный свет во всем мраке, в котором может пребывать род людской, единственный исход из всех смертей, единственное утешение во всех страданиях, единственный путь для всех заблудших. "На земле же воистину мы как бы блуждаем, — пишет Достоевский, — и не было бы драгоценного Христова образа пред нами, то погибли бы мы и заблудились совсем, как род человеческий пред потопом".
"В предсмертных записках Достоевского, — говорит Сергей Булгаков, — находится одна, на которой написано: "Написать книгу об Иисусе Христе". Мы не знаем, написал ли бы он такую книгу, но в некотором смысле все его книги, в особенности, написанные в последние годы, о Христе: во всех этих книгах Он — настоящий, хотя и невидимый центр, а иногда Он и явно появляется. Самый большой триумф гения Достоевского состоит именно в том, что он сумел в своих произведениях показать и сделать так, что мы ощущаем живого Христа, он ввел Его к нам, научил нас полюбить Его" [610].
Достоевский, который так подвижнически и мученически обожал Господа Христа, настолько был пронизан Его светом, что сам источал этот свет, особенно в последние дни своей жизни. Один из его близких приятелей Н. Страхов говорит, что Достоевский в последние годы своей жизни особенно был похож на подвижника, полного кротости и благости [611]. А по словам Воге: "Лицо Достоевского во всякое время, за исключением того, когда он был возбужден, излучало трогательную и благую кротость, какую можно видеть на иконах старых славянских святителей" [612].
Достоевский убежден, что только люди с нечистым сердцем и с помраченным умом, состоящие в некоем интеллектуальном союзе с диаволом, могут отрицать, что Христос — единственный Спаситель мира и человека. Он утверждает, что те, кто отрекается от Христа, совсем Его не знают [613]. Ибо невозможно знать Христа и не полюбить Его. В одном из своих писем Достоевский так высказался о русском критике Белинском: "Этот человек ругал мне Христа, и между тем никогда он не был способен сам себя и всех двигателей всего мира сопоставить со Христом для сравнения. Он не мог заметить того, сколько в нем и в них мелкого самолюбия, злобы, нетерпения, раздражительности, подлости, а главное — самолюбия. Он не сказал себе никогда: что же мы поставим вместо Него? Неужели себя, тогда как мы так гадки? Нет, никогда он не задумывался над тем, что сам гадок; он был доволен собой в высшей степени, и это была уже личная, смрадная, позорная тупость" [614].