"Существует только один разумный путь, которым сосуществующие государства могут выйти из незаконного состояния вечной войны ... Они должны отказаться от своей дикой и незаконной свободы, привыкнуть к обязательным общим законам и таким образом сформировать международное государство, которое будет продолжать расти, пока не охватит все народы земли."
В трактате "К вечному мире" Кант утверждал, что создание международного государства, т.е. империи, является единственным возможным предписанием разума. Те, кто не соглашается подчинить свои национальные интересы директивам имперского государства, рассматривались как противостоящие историческому маршу человечества к царству разума. Те, кто настаивают на своей национальной свободе, поддерживают воинственный эгоизм на национальном уровне, являющийся таким же отступлением от здоровой морали, как и воинственный эгоизм в личной жизни. В течение многих лет кантианская парадигма, приписывающая институту национального государства врожденную аморальность, находила мало сторонников в Европе, где прогрессивное мнение находилось на стороне народов, обретающих свою независимость, и поддерживало демонтаж империи. Но когда после Второй Мировой войны к перечню преступлений, приписываемых национальному государству, был добавлен нацизм, результат оказался иным. Нацизм изображался как гнилой плод немецкого национального государства, и Кант, казалось, был полностью прав. Позволять народам вооружаться и самим определять, как и когда это оружие использовать, рассматривалось теперь как варварство и "грубое убожество человечества".
Я уже обсуждал этот аргумент в главе V, где подчеркнул, что режим национальных государств видит мир лучше управляемым, если страны сами и независимо намечают свой собственный курс. Нацистская позиция была совершенно противоположна: Гитлер видел Третий рейх улучшенной инкарнацией того, что он называл "Первым рейхом", т.е. ничем иным как Священной Римской империей Габсбургов. Мечта Гитлера заключалась в построении своей империи на руинах национальных государств Европы. Многие европейцы, однако, отказывались видеть вещи таким образом, приняв точку зрения, что нацизм был, более или менее, национальным государством, достигшим своего уродливого предела. К осуждению западных национальных государств марксизмом присоединился либеральный анти-национализм, с нетерпением стремившийся положить конец старому порядку во имя кантовского марша к Просвещению. Как отметил философ Юрген Хабермас, вероятно, ведущий теоретик пост-национальной Европы, этот переход был особенно легок для немцев, учитывая роль Германии во Второй мировой войне и тот факт, что послевоенная Германия в любом случае находилась под оккупацией, не представляя собой более независимое государство. Он мог бы добавить, что в отличие от британцев, французов и голландцев, немецкоязычные народы Центральной Европы исторически никогда не жили в едином национальном государстве, так что перспективы, представляемые таким государством, были для них менее важны. Как бы то ни было, пост-национальные теории нашли своих сторонников по всей Европе. Поколением позже, в 1992 году, европейские лидеры подписали Маастрихтский договор, основав Европейский Союз в качестве международного правительства, который лишил государства-члены многих прав, исторически характеризующих национальную независимость. Конечно, не все европейцы приняли этот курс. Но влияние новой парадигмы, стоявшей позади движения к Европейскому союзу, оказалось непреодолимо. Ныне в Европе и Америке мы видим поколение молодежи, впервые за четыре столетия не признающее национальное государство основой наших свобод. Там действует мощная новая парадигма, полагающая, что мы можем обойтись без этих государств. И эта парадигма поднимает прилив последствий как для тех, кто эту парадигму разделяет, так и для тех, кто ее не разделяет.
XXII
: Два урока Аушвица
Меня всегда пугала перспектива того, что такая нация как Британия, бывшая светочем в политике, философии и науке, навсегда уйдет с мировой сцены истории. С моей точки зрения, Британия, Америка, Нидерланды являются формирующими компонентами семьи наций, чье независимое существование важно для меня лично. И тем не менее, моя первая забота - Израиль, и сейчас я хотел бы разобраться, как выглядит моя страна в глазах европейцев. Или точнее, как она выглядит в рамках новой парадигмы, диктующей понимание Израиля столь многим в Европе, а в последнее время, и все увеличивающемуся числу образованных людей в Америке и иных странах. Поговорим о концлагере Аушвиц. Для большинства евреев Аушвиц означает нечто особое. Это не сионистская организация Герцля убедила практически всех евреев мира, что не может быть другого пути в наши дни, кроме создания независимого еврейского государства. Это сделал Аушвиц и убийство немцами и их пособниками шести миллионов евреев. Из ужаса и унижения Аушвица вырос тот неизбежный урок, что причиной убийства была зависимость евреев от чужой военной защиты. Это мысль была четко высказана Давидом Бен-Гурионом в еврейском Национальном собрании Палестины в ноябре 1942 года: