— Крайне сожалею, но четверть часа назад Лиза отправилась в гости, кажется, к поручице Свибловой.
— В таком случае передайте ей мои наилучшие пожелания, — склонил голову Дивов.
— Всенепременно. Доброго вам пути.
Дивов отдал честь и, все так же четко печатая шаг, вышел из кабинета, даже не заметив расплывшегося в ехидной улыбке поручика Браузе.
Вот и все… Его ждет незнакомая страна, воспетая легким пером молодого Пушкина, опасная и романтическая. Кавказ. В звуках этого слова угадывался топот посланных в галоп скакунов, свист смертоносной стали, мелодия чужой речи, в них был заключен и вызов, и призыв будущего. Но как же Лиза… Лизанька? Милая, нежная, как хрупкий лесной первоцвет. Что ж, он всегда знал, что рано или поздно им придется расстаться, и для прощания сегодняшний день ничем не хуже других. Только удастся ли проститься?
Потоптавшись в передней, Федор спросил у дворецкого, где может быть горничная Наталия. Тот только пожал плечами, пробурчав под нос, что «ентой егозе на месте не сидится и обретаться она могет где угодно, только не там, где она потребна». Уже в казарме, принимая поздравления то от одного, то от другого офицера, пришла ему в голову мысль, что, может быть, все устроилось весьма неплохо: долгие проводы, лишние слезы. Что может дать он, разжалованный мичман, государственный преступник, генеральской дочери? Ничего, кроме мук и страданий. И хотя сердце его рвалось увидеть Лизу, но веселая компания, набившаяся в каморку Дивова, заметно подняла его настроение. На небольшом столе появились бутылки с вином, зазвенели бокалы, поползли в воздухе густые табачные ароматы из разожженных чубуков и полились рассказы и былички о ратных подвигах, героических смертях и чудесных спасениях.
Ближе к десяти вечера дверь коморки приотворилась, и робкий голос дежурного солдата позвал:
— Господин Дивов, ваше благородие…
Федор протиснулся к дверям.
— Слушаю.
— Тут вам письмецо, — перешел на шепот солдат, — малец какой-то принес, сказал весьма важное.
Федор развернул измятую записку: «В саду, в полночь. Л.». Сердце его пропустило удар, а потом кровь бешено застучала в ушах. Она зовет его! Он сможет проститься с ней, увидеть в последний раз!
— Федор Васильевич! Ступайте сюда! — раздалось за спиной несколько нестройных голосов.
— Иду, господа, — отозвался Дивов, но все его мысли с этого мгновения стали заняты только предстоящей встречей с Лизой. Спустя полчаса он намекнул гостям, что время позднее, ему бы не мешало отоспаться перед дальней дорогой, да еще и вещи уложить надо… Сотрапезники проявили деликатность и удалились, горячо распрощавшись с Федором.
Без четверти двенадцать Федор уже стоял перед каменной стеной, ограждавшей жилище коменданта, выискивая в ней слабое звено. Про себя он сотни раз вознес благодарность Создателю за то, что тот придумал луну — лампаду влюбленных, — иначе в чернильной мгле ночи, перелезая через ограду, запросто можно было сломать себе шею и попасть не на Кавказ, а прямехонько в лазарет или, того хуже, на погост гарнизонной церквушки.
Тяжело спрыгнув на землю, Федор замер, прислушиваясь к тишине сада. Буколически журчали струйки фонтана, тенькнула в кустарнике какая-то птичка, хрустнула под чьей-то ногой веточка, послышался шорох одежды. Он повернулся на звук и увидел темный силуэт, скользнувший ему навстречу.
— Федор… Васильевич…
— Лиза… Лизанька…
Он схватил ее в объятия и почувствовал, что пропал. Нахлынувшее желание, обостренное тысячекратно мыслью о разлуке, разлуке навсегда, поглотило его полностью. Если уж он должен от нее отказаться, то пусть останется в его памяти хотя бы эта ночь.
В его поцелуях, в его руках не было нежности, а страсть была лишена покрова бережности. Он сминал ее губы своими губами, жадно прижимал ее нежное, округлое тело к своему, затвердевшему от желания близости. Лиза почти не отвечала, безропотно принимая ласки и не останавливая. Он откинул ее голову назад и взглянул ей в лицо. Оно было похоже на трагическую маску: бледное, залитое слезами, с огромными бездонными глазами, казавшимися в свете луны чернильно-черными.
— Я хочу тебя, — срывающимся голосом, почти не помня себя, простонал он.
— Да, — тихо и безучастно ответила она и, закрыв глаза, повторила: — Да.
— Посмотри на меня, — чуть тряхнул ее Федор, — посмотри. Ты понимаешь, чего я прошу?
— Все бессмысленно… Слова бессмысленны. — Она взглянула на него с болью и горечью. — Ты знаешь, я твоя… Я хочу быть твоей.