— Да, — тихо ответила Мелания.
— И вы были подруги, — утвердительно произнес Леонид Викентьевич, давая понять горничной, что ему многое известно.
— Да, — еще тише произнесла Мелания, и ее пальцы принялись перебирать край фартучка.
— Скажи мне, куда она уехала?
— Я не знаю, — ответила Мелания, и ее лицо залила краска.
— Ты говоришь неправду, — вплотную подошел к горничной Браузе. — Посмотри на меня.
Мелания медленно подняла голову и мельком глянула на него.
— Смотри на меня!
Горничная подчинилась.
— А теперь скажи мне, куда она уехала вместе с госпожой.
— Я не зна…
— Не лги мне! — прикрикнул на нее Браузе. — Иначе я буду вынужден попросить Егора Генриховича отправить тебя на конюшню и уже с помощью кнута задавать тебе вопросы. Мы с ним старые товарищи, так что, думаю, он не откажет мне в моей просьбе. Ну!
— Наташа мне сказала, что Елизавета Петровна не велела ей никому говорить, куда они едут, — испуганно промолвила горничная.
— Но с тобой твоя подруга поделилась, так?
Мелания снова опустила голову.
— Так?
— Да, — почти прошептала она.
— Так говори, куда они уехали, черт бы тебя побрал!
— В Казань, — одними губами сказала горничная.
— Куда? — не расслышал Браузе.
— В Казань, — еле слышно повторила горничная.
И Леонид Викентьевич тем же днем выехал из Архангельска.
Зимой российские дороги еще куда ни шло. Ежели, конечно, не накроет оттепель. Однако путь от Архангельска до Казани опять же немалый, едва не в половину России. Так что когда ротмистр Браузе приехал в Казань, отпуску ему оставалось только что на дорогу до Эривани. И вот ведь напасть: сведений о проживании госпожи Елизаветы Петровны Тормасовой раздобыть нигде не удалось. В консистории, правда, была найдена таковая фамилия, но принадлежала она некой Харитине Флегонтовне Тормасовой, почившей еще во времена царствования Анны Иоанновны на сто втором году жизни и захороненной на погосте Кизического монастыря. Так что расспросы сей дамы, даже приди он на ее могилу, ничего бы не дали, ибо покойники имеют решительное обыкновение молчать. Ничего о Елизавете Петровне Тормасовой не знали и в полицейской управе. О Дивовых же ему сообщили, что дом в Казани на Грузинской улице после смерти его владелицы перешел в собственность ее старшего сына Георгия Васильевича Дивова, артиллерийского полковника, в настоящее время здесь, в Казани, отсутствующего. И круг замкнулся.
Пообедав в Дворянском собрании, Леонид Викентьевич отправился в губернское правление выправить себе бумаги, а затем пошел в почтовую контору за подорожной. Делать ему в этом городе более было нечего. Верно, соврала девка Мелания, услав его в Казань. Вот зараза-то! Видать, не судьба свидеться более с Елизаветой Петровной.
И как это всегда бывает, когда после череды сплошных неудач человек уже готов отказаться от задуманного, вот-вот впадая в безысходное отчаяние, провидение вдруг дает ему возможность исполнить задуманное. Леониду Викентьевичу оно послало в качестве шанса во исполнение желаний горничную Наташку. Она прошла буквально в двух шагах от ротмистра, совершенно не заметив его, а вот он ее заметил. И пошел следом, немного поотстав, дабы, вдруг оглянувшись, она не смогла бы признать его.
Так дошли они до двухэтажного особняка на Поповой горе, куда Наташка вошла, как к себе домой. Потоптавшись около, Браузе заметил проходившего мимо квартального надзирателя.
— Прошу прощения, вы не скажете, кто проживает в этом доме? — остановил полицианта вопросом Леонид Викентьевич.
— А вам кого надобно? — не очень вежливо произнес квартальный.
— Я ищу одну женщину. У нее маленький ребенок. Зовут ее Елизавета Петровна… Э-э…
— Толбузина, — закончил за ротмистра квартальный. — Все верно. Есть такая вдовица. Она как раз живет в этом доме у своей тетушки.
— А тетушку ее, простите, как зовут?
— Варвара Васильевна, — ответил полициант.
— Благодарю вас, — повеселел Леонид Викентьевич и решительно направился к воротам дома.
Время для визитов подходило к концу, поэтому Браузе скорым шагом прошел через двор к дому и дернул кисть звонка. Двери ему открыл пожилой лакей, продержавший его на пороге едва не минуту, покуда осматривал его придирчивым оком.
— Что вам угодно? — наконец, спросил он.
— Мне угодно, чтобы ты доложил обо мне Варваре Васильевне, — с нотками раздражения ответил Браузе.
— Как вас представить?
— Ротмистр Браузе.
— Ротмистр Браузе? — подняла брови Мамаева. — Хм, не знаю такого. — Она посмотрела на напольные часы, показывающие без нескольких минут пять вечера. — Ну хорошо, проси.