– Я совершенно не представляю, моя дорогая, как могло взбрести Джоффри в голову, что этот неприятный человек избрал тебя объектом своих ухаживаний – если это, конечно, можно назвать ухаживаниями! Обещаю тебе, что отчитаю его как следует за то, что он посмел предположить, что ты, с твоей утонченностью, можешь воспылать страстью к такому грубому и совершенно негалантному человеку!
– Он исключительно невежлив, не так ли?
– О, ужасно! Я видела, что он рассердил тебя до крайности, и просто тряслась от страха, что ты сейчас выйдешь из себя, что конечно же нисколько не удивило бы меня, но было бы совершенно не к месту в галерее. Как огорчительно, что тебе приходится общаться с ним! Прости меня, если я скажу, что чем скорее он заберет Люсиллу из твоего дома, тем лучше для тебя! Из-за чего это он так сердился?
– Из-за Дениса Килбрайда, – ответила мисс Уичвуд спокойно, но при этом в ее глазах появился блеск, объяснить который было не так просто.
– Из-за Дениса Килбрайда? – переспросила леди Уичвуд, которая была слишком удивлена услышанным, чтобы заметить блеск в глазах Эннис и легкую улыбку на ее губах. – Почему, какое он имеет ко всему этому отношение?
– Слишком большое! – ответила мисс Уичвуд, печально улыбнувшись. – Боюсь, что он продвинулся довольно далеко в том, чтобы завоевать глупое сердечко Люсиллы, и, хотя вероятность этого, похоже, не волнует мистера Карлтонна, его беспокоит то, что вчера Люсилла прошла в сопровождении Килбрайда по всему городу от «Кэмден-Плейс» до «Лора-Плейс». Это было действительно неудачно, потому что их видели несколько человек, а если бы ты пожила хоть немного в Бате, Амабел, ты бы знала, что этот город – просто оранжерея для сплетен!
– Но, Эннис, нет ничего плохого в том, что джентльмен сопровождает девушку по городу среди бела дня, при том, что сзади идет ее горничная, а я уверена, что горничная Люсиллы шла вслед за ними! – запротестовала леди Уичвуд. – В конце концов, считается вполне приличным для джентльмена, если он везет девушку в своей коляске, или в фаэтоне, или в любом другом спортивном экипаже – и даже без горничной!
– Это вполне прилично, моя дорогая, но только не в том случае, если этот джентльмен – Денис Килбрайд! Самое безобидное, что можно о нем сказать, – отчаянный волокита, а худшее – записной охотник за приданым.
– О господи! – воскликнула, ужаснувшись, леди Уичвуд. – Я знаю, что Джоффри очень не нравилось, что Килбрайд ухаживал за тобой, когда мы втроем бывали в Лондоне. Он назвал его ненадежным и ветреным типом; и я вспоминаю, что он действительно сказал, что подозревает, будто Килбрайд рассчитывает найти богатую жену. Я тогда не очень обратила на это внимание, потому что Джоффри иногда преувеличивает, особенно если ему кто-то не нравится. Он тогда не хотел, чтобы я принимала его или приглашала на наши вечера. А вот когда в прошлом году Килбрайд навещал свою бабушку и заехал проездом в «Твайнем», Джоффри принял его чрезвычайно любезно.
– К этому времени Джоффри уже было известно, что его можно не бояться, я не поддамся на его уловки, – заметила Эннис. – Его принимают везде, даже в Бате! Отчасти из-за уважения, которое все испытывают к старой леди Килбрайд, а отчасти потому, что считают интересным собеседником, чье присутствие может оживить любой, даже самый скучный вечер. Лично мне он нравится, я приглашаю его на свои приемы и часто танцую с ним в Ассамблее, хотя не представляю худшей судьбы, чем оказаться связанной с ним узами на всю жизнь. И хотя, по мнению Джоффри, я склонна пренебрегать условностями, я все же слежу за тем, чтобы не встречаться с ним столь часто, чтобы дать повод даже самым суровым ревнителям приличий заявить, что я к нему неравнодушна! Поскольку я была знакома с ним еще до того, как приехала жить в Бат, он считается моим старым другом, и поэтому наши местные сплетники смотрят сквозь пальцы на его присутствие на моих вечерах, как и на неформальные отношения, существующие между нами. Но хотя я и не юная девушка и считается, что я не смогу при случае поставить его на место, просто злые языки тут же начнут работать, а это мне не нужно! Посему я не могу обвинить мистера Карлтонна в том, что он упрекал меня безосновательно.
– Все же я считаю это дерзостью с его стороны и надеюсь, что ты поставила его на место! – энергично заявила леди Уичвуд.
На это Эннис ничего не ответила, но подумала, что ей еще ни разу не удалось поставить мистера Карлтонна на место, несмотря на все ее попытки. И еще она подумала, что, пожалуй, не стоит обсуждать его характер со своей невесткой, потому что в этот момент ей пришла в голову весьма неприятная мысль: она поняла, что, как бы сильно она сама ни порицала его за недостатки, в ней тут же пробуждалось сильнейшее желание защитить его, как только эти недостатки начинал обсуждать кто-то другой. И мисс Уичвуд решила привлечь внимание Амабел к шляпке, выставленной в витрине модистки. Весь обратный путь до самого Аппер-Кэмден-Плейс они посвятили обсуждению последних причуд моды. Когда же леди Уичвуд увидела, как ее сынишка играет в саду с мисс Фарлоу в мячик, она с восторгом воскликнула:
– О, посмотри! Мария вывела Тома в сад! Вот уж добрая душа, Эннис!
– Да, и как бы мне хотелось избавиться от нее! – с чувством воскликнула Эннис.
– Избавиться? – потрясенно переспросила леди Уичвуд. – О, как ты можешь так говорить, дорогая? Да более милого и приятного человека не сыщешь! Ты наверняка шутишь!
– Нет, не шучу. Я считаю ее смертельно скучной.
– Она, конечно, не начитана и не так умна, как ты, – в раздумье произнесла мисс Уичвуд. – И слишком разговорчива. Джоффри называет ее пустомелей, а джентльмены, сама знаешь, не любят разговорчивых женщин, но при этом даже он признает, что у нее масса замечательных качеств.
– Ты что же, пытаешься убедить меня, что не считаешь ее скучной? – с вызовом просила Эннис.
– Конечно! Она действительно не кажется мне скучной. Ну, иногда она, конечно, бывает чересчур болтлива, но, в общем, мне интересно с ней разговаривать о тех вещах, которые совсем не интересуют тебя. Всякие мелочи о домашнем хозяйстве, о детях, и… новые рецепты, и все такое прочее! – Леди Уичвуд, мгновение поколебавшись, сказала: – Видишь ли, дорогая, я не так умна, как ты! И по правде говоря, я иногда задумываюсь, а не считаешь ли ты и меня смертельно скучной!
Эннис тут же принялась решительно отрицать это, чем заслужила благодарную улыбку леди Уичвуд, но в глубине души знала, хотя и любила свою невестку, что она часто наводит на нее ужасную скуку.
– Сестра, – вдруг произнесла Эннис торжественно, и в глазах ее блеснули шаловливые искорки, – я давно собиралась сделать тебе ценный подарок, и ты только что подсказала мне, как это сделать! Я подарю тебе Марию!
– Не будь смешной! – воскликнула, смеясь, леди Уичвуд. – Я и думать не могу о том, чтобы забрать ее у тебя!
На этом их беседа прекратилась, потому что Том, увидев мать и тетю, подбежал к ограде, чтобы поздороваться с ними. Леди Уичвуд вошла в сад, а Эннис направилась к дому. Люсилла осталась до вечера у Стинчкоумбов, и, поскольку миссис Стинчкоумб пообещала отправить Люсиллу в «Кэмден-Плейс» к обеду, мисс Уичвуд почувствовала большое облегчение. Она не могла не радоваться этому не только потому, что развлекать живую семнадцатилетнюю девушку оказалось более обременительным делом, чем она себе представляла, но и потому, что ей хотелось спокойно подумать о словах, сказанных сегодня ей мистером Карлтонном. Если она не ошиблась и правильно поняла значение загадочного высказывания мистера Карлтонна в галерее, он вроде бы собирался предложить ей выйти за него замуж. Если честно, то подобные мысли иногда приходили ей в голову, но лишь в форме догадки, подозрения, что ей удавалось прогнать без особого труда. Теперь, когда подозрение подтвердилось, она чувствовала себя захваченной врасплох, и ее раздражало осознание того, что происходящее лишило ее привычного самообладания, какое-то иное беспокойство одолевало ее. Эннис так долго прожила одна, что уже привыкла думать о себе, что она вышла из того возраста, когда женщины выходят замуж, более того, вышла и из возраста, когда можно в кого-нибудь влюбиться. Для нее стало ужасным потрясением, когда она обнаружила, что теперь уже не так уверена в этом. И тот факт, что теперь ее одолевают сомнения, очень рассердил Эннис, потому что она считала себя достаточно зрелой женщиной и трезвой, которая знает, чего хочет. Но грустная правда заключалась в том, что она сейчас этого как раз и не знала. Сердясь на себя, она в который раз думала, что мистер Карлтонн не обладает ни одной (за исключением состояния, которое ее не интересовало) из тех черт, которой должен был обладать претендент на руку и сердце леди, у которой было множество поклонников – красивых, галантных, с безупречными манерами и обаянием. Мистер Карлтонн не имел ни того, ни другого, ни третьего: попытка приписать ему хотя бы одно из этих достоинств вызывала у нее улыбку. В этот момент она подумала, что, возможно, именно отсутствие у него слащавости и привлекает к нему. Странно, но ведь это так и было – ни один из ее самых очаровательных поклонников ни на йоту не задел ее сердце. Она вспомнила одного из них, самого настойчивого, и подумала, что, если бы у нее не было собственных средств к существованию, она, наверное, приняла бы его предложение, потому что он ей в общем-то нравился и он наверняка стал бы неплохим мужем; но когда он сделал ей предложение, она не колеблясь отвергла его, не только не сожалея при этом о принятом решении, но и радуясь тому, что обстоятельства не вынудили ее принять его. Ей было жаль его, потому что он был отчаянно влюблен и так старался завоевать ее внимание.