Суди сама, любезной друг, так как бы могла судить беспристрастная особа, знающая обо мне все то, что тебе известно. С начала будет то для меня несколько трудновато; может быть лице мое покроется стыдом видя себя не столько достойною твоей дружбы, сколько бы я того желала. Но будь уверена, что исправления твои будут во мне не бесплодны; а в противном случае буду я против тебя без всякого извинения.
Теперь оканчиваю я мое письмо, с намерением начать скоро другое.
Кларисса Гарлов.
ПИСЬМО XII.
В четверок 1 Марта.
Ни за что в свете не хочу я иметь к нему того, что может назваться любовью. Слуга покорной, любезная Кларисса! не хочу и я также, чтобы ты то имела; ибо думаю, что он при всей своей знатности, богатстве и личных достоинствах нимало тебя не достоин. К сему имею я довольно достаточные причины как от твоего описания, так и от сказанного мне за несколько часов госпожою Фортескю, которая будучи любимицею госпожи Бетти Лаврансы знает его довольно подробно. Однако ж между тем не худо поздравить тебя с тем, что ты из всего нашего пола только одна такая, которая умела переменить любовного льва в овечку.
Хорошо, любезная Кларисса! есть-ли ты не чувствуешь трепетания сердца и краснея не имеешь в лице краски, то конечно уже не чувствуешь того ничего. Ты говоришь, что не имеешь к нему любви ни мало; но для чего? для того что не хочешь. Изрядная причина! нечего уже сказать более. Теперь я буду смотреть на тебя зажмуренными глазами, и думаю что и ты будешь делать то же; ибо весьма безрассудно заключать из того что не имеют любви, когда не хотят иметь оной. Но не оканчивая еще сего, позволь сказать тебе на ухо в небольшую предосторожность, что посторонней зритель всегда лучше судит об игре, нежели те которые играют. Не могло ли случиться, что ты имея дело, с людьми странными и своенравными не имела времени внимать трепетаниям твоего сердца; а если то иногда и ощущала, то приписывала их со всем другим причинам?
Но имеешь ли ты к г. Ловеласу склонность, или нет; но я уверена, что хочешь нетерпеливо слышать то, что об нем госпожа Фортескю говорила. Не опасайся ни чего; не долго я оставлю тебя в нетерпеливости.
Она рассказывает множество забавных повестей, происшедших в молодых его летах, и говорит, что он совершенно избалован. Однако ж оставив все сии ничего незнающие безделицы обратимся на рассмотрение его свойств и нрава.
Госпожа Фортескю признается согласно со всем светом, что он чрезвычайно пристрастен к забавам, а при том самой хитрейшей и постояннейшей в терпеливости из всех смертных. В сутки спит только по шести часов. Будучи у своего дяди или у госпожи Сары, часто уходит для того чтобы приняться за перо. Мысли его текут с пера без остановки, и пишет он весьма чисто и проворно. Такия дарования весьма редки между богатыми людьми знатного рода, а особливо между такими, которые в молодых своих летах избалованы.
В один день когда хвалили его дарования, и превозносили его прилежность, редкую в человеке любящем забавы, то он пришел от того в такое высокомерие, что сравнивал себя с Юлием Кесарем, которой днем исполнял великие действия, а ночью их записывал.
Разговор сей сопровождаем был шуточным видом; ибо он признает сам в себе свое тщеславие; и сие делает с такою приятностью, что место заслуживаемого им за то презрения приобретает себе похвалы от всех своих слушателей.
Но положим, что и в самом деле употребляет он несколько часов ночи на писание; да что ж такое пишет? если записывает подобно цесарю собственные свои дела, то должен быть очень зол и предприимчив, по тому что не имеет в себе нимало важного духа; и я бьюсь об заклад, что записки его не много могут ему принести чести и пользы ближнему. Надобно думать, что он то чувствует и сам; ибо госпожа Фортескю уверяет, что в переписках своих он чрезвычайно скромен, и таит их от всех, как вещь наивеличайшей важности.
Что ты и я любим писать, то нимало не удивительно. Едва только начали мы владеть пером, как единственная наша забава сделалась в наших переписках. Все упражнения наши заключены в пределах нашего дома, и мы провожая сидячую жизнь, можем предавать бумаге тысячи таких невинных вещей и предметов, кои для нас кажутся иногда не малой цены, хотя для другого не могут приносить ни пользы, ни забавы. Но немало удивительно и чудно то, когда может проводить часов по шести за письмом такой человек, которой любит охоту, лошадей, публичные собрания и веселости. Такой человек должен почитаться чудом.