8.3. Столь же добровольно прибыла в наш город и Юнона. Когда Фурий Камилл захватил Вейи, его воины, по приказу своего полководца, попытались снять с постамента статую Юноны Монеты, которую особенно там почитали, чтобы переправить ее в Рим. Один из воинов в шутку спросил у богини, не угодно ли ей прибыть в Рим, на что богиня ответила согласием. Услышав такое высказывание, все восприняли шутку как чудо и теперь уже поверили, что уносят не образ Юноны, но саму ее, как дар небес, и с радостью установили в той части Авентина, где мы теперь видим ее храм.[80]
8.4. Статуя Женской Фортуны была установлена близ четвертого милевого камня по Латинской дороге, ее почитали так же, как и посвященный ей храм. Когда римские матроны своими молитвами убедили Кориолана вернуться и не разрушать Город, богиня, говорят, не единожды, но дважды произнесла следующие исторические слова: «Правильно, матроны, вы доверились мне и правильно посвятили себя мне»[81].
8.5. Когда Валерий Публикола был консулом и, после изгнания царей, вел войну с жителями Вейи и этрусками, последние решили восстановить прежнюю значимость древнего рода Тарквиниев.[82] Этруски и Тарквиний на правом фланге уже начали теснить римлян, как вдруг их охватил такой ужас, что они обратились в бегство, будучи уже победителями, да еще увлекли за собой вейянцев, посеяв панику и среди них. Объяснение этому нашли в чуде: будто бы неожиданно из Арсийского леса, расположенного неподалеку, раздался громовой голос, исходивший, как полагали, из уст Сильвана и возвестивший следующее: «У этрусков будет на одного павшего больше — римское войско победит». Посчитав число убитых и выяснив, что все так и есть, уверились, что это — чудо.
8.6. А разве не достойна упоминания помощь Марса, обеспечившая победу римлян? Бруттии и луканы, обуянные сильнейшей ненавистью и собравшие большое войско, решили разрушить город Фурии.[83] Консул Гай Фабриций Лусцин защищал город с особым рвением. Войска с обеих сторон собрались на одном месте, битва проходила с переменным успехом, а римский гарнизон не отваживался вступить в сражение. Неожиданно появился юноша огромного роста и стал побуждать римлян к наступлению. Увидев, что те колеблются, он достал лестницу, проложил путь сквозь ряды врагов к их лагерю, установил лестницу и поднялся на крепостной вал. Затем, прокричав громовым голосом, что до победы остался лишь шаг, он собрал наших людей для захвата вражеского лагеря, а бруттиев и луканов — для защиты. Обе стороны, сошедшиеся в большом количестве, изнуряли себя в сражении с неясным исходом, как вдруг объявился тот же человек с оружием и сразил врагов, предоставив римлянам убить их или взять в плен. До двадцати тысяч были убиты, пять тысяч были захвачены вместе с двадцатью тремя знаменами Стацием Статилием, командующим обоими народами. На следующий день в честь тех, которые помогли в этой битве, консул объявил, что готов вручить венок за взятие вала человеку, благодаря которому был захвачен лагерь. Поскольку не нашлось никого, кто заявил бы свои права на награду, было решено, что сам отец Марс в это время пришел на помощь своему народу. В числе прочих знаков нашли украшенный двумя перьями шлем, который покрывал голову божества. По решению Фабриция была совершена благодарственная молитва Марсу, и увенчанные за храбрость воины с радостью засвидетельствовали ему свое почтение за его помощь.
8.7. Теперь я сообщу о событиях, известных в свое время и сохраненных для потомства. А именно: Эней установил культ богов-покровителей, которых он доставил из Трои, затем его сын Асканий перенес их в Альбу Лонгу, которую он сам основал, потом их возвратили в прежнее святилище, и наконец, когда решили, что все произошедшее — дело рук людей, их снова отнесли назад в Альбу, посчитав, что такова их воля.
Не знаю, насколько сомнительными могут быть сообщения о передвижении или волеизъявлении бессмертных богов, свидетелями чему стали человеческие глаза и уши. Хотя я и не говорю ничего нового, кроме как рассказываю о делах, переданных потомками, но стоит поверить авторам, от которых до нас сохранились бессмертные письменные памятники, так как они недалеки от истины.
8.8. После упоминания о городе, из которого выросло наше сообщество, предстает перед нами божественный Юлий как счастливый потомок.[84] Гай Кассий, о котором всегда говорят в связи с отцеубийством, в битве при Филиппах стоял твердо и уверенно до тех пор, пока не увидел величественного Цезаря в облике человека — одетого в пурпурный плащ всадника, с грозным выражением лица. Устрашенный виденным, Кассий пустился в бегство, бросив сначала фразу: «Что мне еще сделать, если убийства недостаточно?» Нет, Кассий, ты не убил Цезаря, но раз ты нанес ему вред, пока он пребывал в человеческом теле, ты заслужил враждебность бога.
80
Аналогичная история рассказана Ливием (V.22), только у него речь идет о Юноне Регине, храм которой освятил Камилл на Авентине. Храм
82
Публикола и Луций Юний Брут стали первыми консулами в 509 г. до н. э. после изгнания последнего римского царя Тарквиния Гордого. Первоначально коллегой Брута был Луций Тарквиний Коллатин, которого затем сменил Публикола (иначе — Пупликола). Ср. рассказы Ливия (ІІ.7) и Плутарха (Публикола, 9).
83
Имеется в виду осада