2.7. Наша древность дает и другие примеры храбрости. После поражения от галлов римляне собрались было в крепости на Капитолии. Но поскольку они все не могли там поместиться, то они приняли единственно верное решение: оставить стариков в нижней части Города с тем, чтобы молодым было легче защитить остатки государства. И вот даже во время такого несчастья наше общество не забыло о доблести. При открытых дверях выполнившие свои обязанности старейшины со всеми знаками магистратов и жрецов уселись в курульные кресла и потом смертью своей явили народу блеск и красоту прожитых лет и дали наглядный урок, как переносить тяготы судьбы. Враги были потрясены их величественным видом и роскошными одеждами, а также их смелостью. Ну и кто бы мог усомниться, что эти галлы, победители, не обратят свое первое изумление в насмешку и издевку? Гай Атилий[180] не стал ждать, но ударил жезлом какого-то галла, который осмелился схватить его за бороду, а потом спокойно подставил свое тело под руки обезумевшего от боли убийцы. Такая доблесть не подвластна натиску, она не ведает нечестивого спокойствия, она охотнее подчиняется Фортуне, нежели всякой мелкой участи, и дает новый и яркий пример того, как следует умирать человеку, если это ему предначертано.
2.8. А теперь следует воздать заслуженную славу молодому римскому воинству. Когда консул Гай Семпроний Атратин безуспешно сражался с вольсками под Верруго, он, чтобы предотвратить бегство сломленных воинов, спешился с коня, выстроил их в центурии и нанес сильнейший удар вражескому войску. Рассеяв его, он занял ближайший холм и вызвал на себя всю атаку вольсков, дав прочим нашим легионам спасительную передышку, чтобы те смогли укрепить свой дух. И вот когда вольски уже призадумались о возведении трофеев, ночь положила конец сражению, и они отошли в полном неведении насчет того, победители они или побежденные.[181]
2.9. Достоинство всаднического сословия проявилось в удивительной храбрости Фабия Максима Руллиана, когда он вел войну с самнитами и сумел избежать упрека в неправильных боевых действиях. Папирий Курсор прибыл тогда в Город за новыми ауспициями, Фабия же поставили командовать, но запретили вести войско в бой. Тем не менее он вступил в стычку с врагом — не столько несчастливо, сколько необдуманно — и, без сомнения, был обречен. Но тут наши знатные молодые воины скинули с коней уздечки и направили их в гущу самнитских рядов. Выказав такое присутствие духа, они вырвали победу из рук врагов и восстановили обеты этого великого гражданина, данные им своей отчизне.[182]
2.10. А сколь решительны оказались те воины, которые вновь затащили на берег пунийский корабль, действуя в ненадежном море так, словно пехотинцы на твердой земле?[183]
2.11. К тому же времени и к тому же типу относится воин битвы при Каннах, где Ганнибал разгромил скорее силу римлян, нежели их дух. Израненные руки этого воина уже не держали оружие, тогда он схватил за горло нумидийца, собравшегося сорвать с него доспехи, буквально выгрыз ему нос и уши и после этой последней мести испустил дух. И, несмотря на ужасный исход битвы, насколько же храбрее убийцы оказался убиенный! Пуниец в победе доставил утешение умирающему, а римлянин в конце жизни сумел отомстить за себя.[184]
2.12. Этот выдающийся солдатский дух проявился в тяжелом испытании и у военачальника, о чем я сбираюсь поведать. Публий Красс вел в Азии войну с Аристоником и был захвачен в плен между Элеей и Мириной фракийцами, которых было множество в армии Аристоника. Не желая к нему попасть, Красс сумел избежать позора, придумав такой способ. Он вонзил палку, которой погонял своего коня, в глаз варвару. Обезумев от страшной боли, тот глубоко вонзил в Красса кинжал и таким образом избавил римского военачальника от стыда за утраченное величие. Красс доказал Судьбе, что человек, которого она решила наказать столь мучительным унижением, не заслужил этого и сам разорвал печальные оковы, которые она набросила на его свободу, причем сделал это и мудро, и храбро.[185]
2.13. С той же решимостью действовал и Сципион Метелл. Он не сумел защитить в Африке своего зятя Гнея Помпея и направился морем в Испанию. Увидев, что его корабль захвачен врагами, он пронзил себя мечом. Он лежал на корме, когда кто-то из воинов Цезаря спросил, где полководец. Тогда Сципион[186] ответил: «Полководец в порядке». Он сумел сказать ровно столько, сколько требовалось, чтобы навечно засвидетельствовать силу своего духа.
186
Полностью — Квинт Цецилий Метелл Пий Сципион, консул 52 г. до н. э. Ср.: