Внешние примеры
Мой разум останавливается на домашнем, но сияние римского Города заставляет меня обратиться к знаменательным деяниям внешнего мира. Дамон и Финтий, только что посвященные в мудрость Пифагора, были связаны друг с другом теснейшими узами дружбы. Дионисий Сиракузский пожелал одного из них казнить, но согласился предоставить ему время, чтобы уладить семейные дела. Если он не вернется вовремя, второй погибнет. Голова одного уже была под мечом, а второй, который мог спасти себе жизнь, и свою голову положил под тот же меч. И вот все, и прежде всего Дионисий, ожидают развязки этой сомнительной истории. Когда же пришел назначенный день и отсутствующий все еще не появился, решили, что он отверг своего глупого друга, но тот заявил, что совершенно не опасается за дружескую твердость. И когда уже настал назначенный Дионисием момент времени, второй неожиданно явился. К изумлению обоих Дионисий отменил казнь и более того, попросил их принять его в их дружеское сообщество, пообещав свято соблюдать свое третье место с благоговением. Разве это не сила дружбы? Она может внушить презрение к смерти, обратить жестокость в прощение, ненависть в любовь, наказание уравновесить благодеянием. К ней следует относиться с тем же почтением, что и к культу богов: в последнем — благо общества, в первой — частное благо. Богам посвящаются храмы, а дружбе — преданные сердца людей, подобные святилищам, исполненным святости духа.[337]
И царь Александр ощутил то же самое. Овладев лагерем Дария, он в сопровождении своего верного Гефестиона явился туда, чтобы утешить тех, кто там находился.[338] При его появлении мать Дария пришла в себя, подняла голову и с уважением приветствовала Гефестиона по персидскому обычаю, поскольку приняла его за Александра из-за его высокого роста и важной осанки. Убедившись в ошибке, она, задрожав, стала придумывать слова извинения. «Не надо, — сказал Александр, — беспокоиться об имени: он — тоже Александр». И кого из них мы поздравили бы сначала? Того, кто решил произнести это, или того, кто это услышал? Всемогущий царь, который уже завоевал весь круг земель своими победами или ожиданиями таковых, коротким замечанием сравнял себя со своим товарищем. О, великий дар слова, ценный и для говорящего, и для слушающего!
И в частном порядке я тоже высказываю свое уважение, имея опыт благоволения со стороны красноречивейшего и блистательнейшего мужа. Боюсь только, как бы меня не поняли неверно, что для меня мой друг Помпей был наподобие Александра, в свою очередь считавшего, что его друг Гефестион — другой Александр. Но я бы заслужил величайший упрек, если бы прошел мимо примеров постоянной и чувственной дружбы, не упомянув о Помпее. Благодаря его душе, как и сердцам дражайших родителей, жизнь моя сделалась счастливее, грусть ушла. От него я получил свободное поведение, возможность преумножать всякое благодеяние, с его помощью я стал более терпимым ко всякому повороту судьбы. Под его руководством и благодаря ауспициям мои занятия обрели блеск. Наверняка я также удовлетворил зависть тех, кто потерял своих друзей, потому что, без сомнения, им доставляло боль мое наслаждение дружбой: нет, я не заслуживаю этого, хотя всегда разделял свою радость с теми, кто хотел бы того же. Но никакое, даже умеренное счастье не сможет избежать зубов недоброжелательства. Ведь есть такие, которые, избегают ли их или обращаются к ним с мольбами, радуются и ликуют по поводу несчастий других, расценивая их как собственные радости. Они богаты чужими утратами, счастливы чужими ошибками, бессмертны чужими похоронами. Но как долго они будут попирать чужие несчастья, не имея собственных, — давайте определим изменчивостью человеческого бытия, лучшего из того, что смягчает заносчивость.
337
Этот рассказ, необыкновенно популярный в Античности, встречается у многих писателей. Ср., например, замечания Цицерона (Об обязанностях, III.45; О пределах добра и зла, 11.79; Тускуланские беседы, V.63).
338
После битвы при Иссе (333 до н. э.). Ср.: Курций Руф, III.12.15–12.17;