Их уход был добровольным. А вот Агала, который, будучи магистром конницы, убил Спурия Мелия, стремившегося к царской власти, заплатил за сохранение гражданских свобод собственным изгнанием.[378]
3.3. Если мнение сената и народа можно сравнить с внезапной бурей, которая вызывает лишь мягкое сожаление, то неблагодарные деяния отдельных личностей заслуживают подлинного бичевания в более резких выражениях и все потому, что личности эти предпочли благочестию преступление. Ливень, бурю слов заслужил Секстилий, достойный отсечения головы! Во время проскрипций Цинны Гай Цезарь вынужден был бежать. Его бедственное положение заставило его просить у Секстилия убежища в его Тарквинийском поместье и даже требовать его по праву благодеяния. И как же не дрогнула рука Секстилия, когда он оторвал его от предательского стола и от алтарей нечестивых домашних богов, чтобы бросить на расправу жестокому победителю? Думаю, что если бы его обвинитель по воле общества превратился в умоляющего и бросился бы на колени, скорбно прося о поддержке, то и тогда было бы жестоко ему отказать, ибо даже те, которых несправедливость сделала ненавидимыми, из-за несчастья своего заслуживают некоторого снисхождения. Но Секстилий не обвинителя, а покровителя отдал на растерзание свирепейшему врагу собственными руками: и из-за страха перед смертью он недостоин был жить, а уж из-за расчета на деньги тем более достоин был смерти.[379]
3.4. Теперь перейдем к другому неблагодарному деянию, созвучному с вышеописанным. Марк Цицерон по просьбе Марка Целия защищал Гая Попилия Лената из Пиценского округа не менее усердно, чем красноречиво, и поскольку случай оказался сомнительным, Попилия отпустили к родным пенатам невредимым. А потом этот Попилий, которому Цицерон ни словом, ни делом не причинил никакого вреда, упросил Марка Антония занести того в проскрипционные списки и позволить ему с ним расправиться. И ему было даровано совершение гнусного деяния. Ликуя, поспешил он в Кайету, где приказал Цицерону подставить под удар свое горло. А ведь этого самого человека он должен был уважать хотя бы в частном порядке за его спасительное рвение, не говоря уже о его широко известном достоинстве. И тотчас отрубил голову римского красноречия и его правую руку мира, чувствуя свою безнаказанность. А потом резво переправил в Город эти останки, словно богатые доспехи, добытые им в бою. И он, несущий этот нечестивый груз, вовсе не думал, что несет голову, защитившую когда-то его самого. Нет слов, чтобы заклеймить это чудовище, ибо нет второго Цицерона, который мог бы достойно оплакать судьбу этого Цицерона.[380]
3.5. Не знаю, как теперь перейти к тебе, Помпей Великий. Смотрю на величие твоей судьбы, которая блеском своим некогда заполнила все земли и моря, и помню о твоем падении, слишком мощном, чтобы я осмелился коснутся его рукой. Даже если мы умолчим о Гнее Карбоне, защитившем тебя, еще юношу, на форуме, когда ты боролся за имение твоего отца, а позднее умерщвленном по твоему приказу, случай этот все равно останется в людской памяти как достойный порицания. Ибо этим неблагодарным деянием ты сделал больше для укрепления власти Луция Суллы, чем для твоего собственного чувства благоприличия.[381]
Внешние примеры
А вот, чтобы не насмехались над нашими признаниями иноземные города, поведаем о следующем. Карфагеняне решили удалить с глаз своих Ганнибала, того самого Ганнибала, который ради их безопасности и победы сразил к вящей своей славе столько наших полководцев и столько воинов, то есть вели они себя, будто сами были вражескими воинами.[382]
378
391 г. до н. э. Ср.: Ливий, V.32.8 след. Другие версии рассказа об осуждении Камилла см. у Плиния Старшего (Естественная история, XXXIV. 13), где Камилл обвинялся квестором в растрате или хищении государственных денег, и у Диодора Сицилийского (XIV. 117.6), где его призвали к суду за нечестивый триумфальный въезд в Рим на белых лошадях. Об изгнании Сципиона (187 до н. э.) см. у Ливия (XXXVIII.53 и след.). Место его изгнания — Литерн, колония римских граждан, которая не юридически, но психологически воспринималась как чужбина. Ср. также: Максим, IV.1.8. Сципион Африканский Младший предположительно был убит в 129 г. до н. э. Насчет Сципиона Назики (умер в 132 до н. э.) см. у Максима (1.4.2; Ш.2.17). О Публии Лентуле, консуле 162 г. до н. э., см. у Цицерона (Против Катилины, IV.13). О Гае Сервилии Структе Агале (случай 439 до н. э.) также упоминает Цицерон (О старости, 56 след.) с уточнением, что Агала выполнял приказ диктатора. Ср.: Ливий, IV. 13 и след.
379
87 г. до н. э. Об этом случае упоминает Цицерон (Об ораторе, III. 10), только там фигурирует Марк Антоний и Секстилий, которого первый ранее защитил на суде. У Максима имеется в виду Гай Юлий Цезарь Страбон.
381
82–81 гг. до н. э. Смерть Карбона много раз описывалась разными авторами, но отмеченная деталь встречается только у Максима.
382
195 г. до н. э. Ср.: Ливий, XXXVIII.47; Максим (IV. 1.6). Суть дела в том, что по окончании Второй Пунической войны, когда Карфаген должен был выплачивать дань римлянам, карфагеняне, по Ливию, «столько лет кормившиеся казнокрадством… принялись натравливать на Ганнибала римлян, которые и сами искали повода дать волю своей ненависти» (пер. С. А. Иванова).