Об умеренности родителей по отношению к подозреваемым детям
9. Предисловие. Но чтобы несколько умерить примеры вспыльчивых и жестоких отцов, приведем рассказы, когда наказание немного смягчалось прощением.
9.1. Луций Геллий, который прошел через все магистратуры, включая цензорство[426], был почти уверен, что его сын виновен в тяжелейших преступлениях, в частности в связи с мачехой и в подготовке заговора с целью убийства отца. Он не стал тут же его наказывать, но пригласил на совет почти весь сенат, изложил свои подозрения и позволил юноше защищать себя. После тщательного расследования этого дела он оправдал его и с общего согласия, и своим решением. А казни он его в приступе гнева, стал бы большим преступником, чем наказанный.
9.2. Квинт Гортензий, в свое время свет римского красноречия, выказал поразительное терпение в отношении своего сына. Он настолько подозревал его в неприличном поведении и так был им обижен, что стал склоняться к тому, чтобы сделать своим наследником сына сестры, Мессалу. Когда того обвинили в домогательстве магистратуры, он стал его защищать и сказал судьям, что если Мессалу обвинят, ему самому ничего не останется, кроме как целовать внуков. Закончив свою публичную речь такой сентенцией, он тем самым как бы вовлек сына в свои печали, нежели в радости. И тем не менее, чтобы не гневить Природу, он прозорливо сдержал свои чувства все же и сделал наследником сына, а не внуков, памятуя о том, что несет ответственность за нрав сына и вплоть до смерти должен уважать зов крови.[427]
9.3. Квинт Фульвий, выходец из знатной семьи, достигший высокого положения, сделал примерно то же самое, но по отношению к более противному сыну. Тот подозревался в заговоре против него и потому скрывался. Отец обратился к сенату с просьбой отыскать сына через триумвира. По постановлению отцов-сенаторов тот был найден и схвачен. Однако отец не только не вычеркнул его из цензорских списков, но по завещанию оставил ему все имущество, рассудив, что наследником должен быть человек, которого он породил, но не тот, которого знал.[428]
9.4. К умеренности великих мужей я бы хотел добавить совет некоего отца, человека странного и необычного нрава. Он обнаружил, что его сын злоумышляет против него, но не мог постичь душой, как его кровный отпрыск скатился до такого преступления. Он призвал жену и стал просить ее не скрывать от него правду, и пожелал узнать, сама ли она подговорила юношу или убедила кого-то другого подговорить. Убежденный ее клятвами, что он не должен подозревать ничего подобного, он позвал сына в уединенное место, вручил ему спрятанный под одеждой меч и предложил перерезать горло ему, отцу, заверяя, что в этом случае тому не потребуется ни яд, ни наемный убийца, чтобы совершить задуманное. Тогда в груди юноши вспыхнули добрые чувства, и во внезапном порыве, отшвырнув меч, он сказал: «Отец, продолжай жить. И если ты будешь настолько добр, что позволишь своему сыну молиться за тебя, позволь и мне жить дальше. Я только прошу, чтобы ты не думал, будто моя любовь притворная, ибо она выросла из раскаяния». Вот и получилось, что уединение лучше чем окружение родных, лес безопаснее дома, железо убедительнее воспитания, а предложенная смерть выгоднее, чем благо жизни![429]
Развалины римского форума
В центре — колонны храма Сатурна, на заднем плане — триумфальная арка Септимия Севера
О родителях, которые мужественно перенесли смерть детей
10. Предисловие. Теперь припомним отцов, которые сумели перенести утрату своих сыновей. Начнем с тех, которые равнодушно отнеслись к подобным смертям.
10.1. Гораций Пульвил в качестве понтифика на Капитолии посвящал храм Юпитеру Лучшему и Величайшему, держась за дверной косяк. И когда он произносил надлежащие по обычаю слова, ему сообщили, что умер его сын. Он не убрал руку от косяка, чтобы не прерывать посвящение столь величественного храма, сохранил спокойное выражение лица, подобающее для общественной церемонии, чтобы не подумали, будто он скорее отец, чем понтифик. Славный пример, а следующий не менее примечательный.[430]