Они миновали старые, давно отслужившие свое заводы, производящие гнетущее впечатление и похожие на плохо выкрашенные кинотеатры двадцатых годов; кирпичное здание придорожной закусочной с красной неоновой вывеской «Обслуживаем свадьбы». Острее всего сказалось впечатление того первого – и последнего – вечера в Цирке. Когда он приблизился к легендарным и таким знакомым башенкам, его охватило чувство, смутно похожее на благоговение, как бывало абсолютно всегда при приближении к этому дому: «Вот этому-то мы и служим». Сначала он увидел красную кирпичную стену, потом – черные стволы платанов, потом – разноцветные огни. Ворота распахнулись, фургон въехал во двор и резко, с глухим стуком, остановился. Кто-то открыл дверцы, в ту же минуту он услышал звук закрывающихся ворот, и мужчина громко прокричал, словно старшина в армии:
– Ну же, давай, парень, шевелись: оторви наконец задницу от подушки, черт тебя возьми! – Гиллем решил немногопоразвлечься.
– Привет, Питер, братишка, как дела? Господи, до чего же холодно!
Не утруждая себя ответом, Гиллем бодро хлопнул Джерри по плечу, быстро захлопнул дверцу фургона, запер ее сверху и снизу, положил ключи в карман и почти бегом повел его по коридору, полностью разгромленному «хорьками» – должно быть, они уже не в силах были сдерживать свою ярость. Штукатурка местами была отбита, куски ее валялись под ногами, под ней сверкала дранка; двери были сорваны с петель; местами свисали балки и перекрытия окон и дверей; кругом валялся битый кирпич, и все кругом было покрыто толстым слоем пыли.
– У вас тут что, ирландские террористы поработали? – воскликнул Джерри. – Или просто кто-то устраивал вечеринку?
Гиллем не расслышал вопроса из-за громкого звука шагов. Они быстро шагали вверх по лестнице, Гиллем – впереди, Джерри – за ним по пятам, смеясь и громыхая ботинками по голым деревянным ступенькам. У двери Джерри подождал, пока Гиллем возился с замками. Потом снова подождал, пока их закрыли.
– Вот и пришли. Добро пожаловать!.
Они были на шестом этаже. Теперь они шли спокойно, без гонки и шума, – английские младшие офицеры, которым сделали замечание и призвали к порядку. Коридор повернул налево, направо, они поднялись на несколько узких ступенек. Треснувшее овальное зеркало, снова ступеньки: две вверх, три вниз. Они подошли к конторке охранника, за ней никого не было. Слева сияла комната для совещаний – пустая, с креслами, расставленными не очень ровным кругом, и с камином, в котором весело горел огонь. Они прошли мимо и вошли в длинную приемную с коричневым ковром на полу, на дверях которой висела табличка «Секретариат». Три «мамаши» с ниточками жемчуга на шеях не спеша печатали при свете настольных ламп. В дальнем конце комнаты виднелась давно некрашенная и захватанная около ручки дверь. На ней не было ни прорези, ни наличника для замка. Джерри заметил только отверстия от шурупов и отличающееся по цвету место, где когда-то был замок. Гиллем толкнул дверь без стука, просунул голову в образовавшуюся щель и негромко спросил, обращаясь к кому-то в комнате. Потом попятился назад и пропустил Джерри вперед: Джерри Уэстерби предстал пред светлые очи самого.
– Черт возьми, Джордж! Потрясающе! Привет!
– Не задавай ему вопросов о жене, – предупредил его Гиллем торопливой, едва слышной скороговоркой, которая еще долго звучала у Джерри в ушах.
Как можно охарактеризовать их отношения? Отец и сын? Мозг одного и повинующееся ему ловкое мускулистое тело другого? Возможно, точнее всего было бы сказать, что они были духовными отцом и сыном, что для людей их профессии считается самыми крепкими узами.
– Старина, да ты молодцом, – пробормотал Джерри с неловким смешком.
Когда друзья-англичане встречаются после долгой разлуки, они не могут найти подходящих слов для того, чтобы по-настоящему выразить охватившие их чувства. Особенно когда они стоят друг против друга в мрачном казенном кабинете, где неоткуда черпать вдохновение, и самый изящный предмет обстановки – сосновый стол. Джерри протянул руку – на долю секунды мускулистая ладонь хорошего игрока в крикет соприкоснулась с мягкой ладонью Смайли. Начальник двинулся к камину, где для них были приготовлены два немало послуживших на своем веку, старых кресла с потрескавшейся кожей, а следом за ним, на некотором расстоянии, – Джерри. Здесь тоже, несмотря на раннюю осень, в камине горел огонь, но гораздо более скромный, чем в комнате для совещаний.
– Ну, как там, в Лукке? – спросил Смайли, наливая из бутылки в стаканы.
– В Лукке замечательно
– Да что ты? Тогда, наверное, здорово не хотелось уезжать?
– Черт побери, нет. Все превосходно. Потрясающе. Твое здоровье!
– И твое тоже! Они сели.
– Почему «потрясающе», Джерри? – спросил Смайли, как будто это слово было ему незнакомо.
На столе ничего не было, вся комната была пуста, что делало ее похожей на кабинет без хозяина.
– Я думал, что со мной покончено, – объяснил Джерри. – Что меня навсегда вывели в тираж. Когда я получил телеграмму, у меня аж дыхание перехватило. Я думал: ну что ж, должно быть, Билл засветил меня так, что только слепой не увидел бы. Он ведь всех остальных засветил, так почему же я должен быть исключением?
– Да, – согласился Смайли, как будто он разделял недоумение Джерри, и некоторое время смотрел на него, откровенно разглядывая и не скрывая, что пытается в чем-то разобраться. – Да-да, конечно. Но, судя по всему, пожалуй, у него так и не дошли руки до того, чтобы выдать всю сеть наших внештатных сотрудников, привлекавшихся к выполнению отдельных заданий. Мы нашли следы его активной работы практически во всех остальных отделах архива, но материалы по внештатникам были собраны под названием «Дружественные контакты» в разделе «Армейский добровольческий резерв», а это, по сути дела, совершенно самостоятельный архив, к которому он не имел доступа. Это совсем не означает, что он считал вас не заслуживающими внимания, – поспешил добавить Смайли, – просто другие проблемы были для него важнее.
– С этим я вполне могу жить, – усмехнулся Джерри.
– Рад это слышать, – ответил Смайли. Поднявшись с кресла, он снова наполнил стаканы, подошел к камину, взял медную кочергу и начал задумчиво ворошить угольки. – Лукка… Да… Однажды мы с Энн ездили туда. Очень давно – должно быть, лет одиннадцать или двенадцать назад. Там все время шел дождь. – Он коротко рассмеялся. В небольшой нише в дальнем углу комнаты Джерри углядел узкую и на вид довольно жесткую походную кровать, в изголовье которой выстроился целый ряд телефонов. – Я помню, мы принимали ванны, – продолжал Смайли. – Тогда было модно там лечиться. Одному Богу известно, от чего именно мы лечились. – Он снова начал энергично ворошить в камине, и на этот раз огонь разгорелся, отбрасывая на круглое лицо оранжевые отсветы, так что толстые стекла его очков засверкали золотым блеском. – А ты знал, что поэт Гейне пережил там сильнейшее романтическое приключение? Роман… Я теперь даже думаю, что мы и поехали туда именно поэтому. Надеялись, что и на нас снизойдет благодать.