Мы не случайно прервали разговор об Ананьеве и довольно подробно остановились на боевых действиях его подразделения: для командира проведенный им бой — лучшая характеристика, самая точная и самая подробная.
Ананьев как художественный образ интересен тем, что в нем очень ярко и достаточно полно воплотилась философия конкретного исторического времени, отлившаяся в краткую формулу: «не тот немец стал». Но нас в данном разговоре больше интересует не то, каким стал немец, а то, каким стал русский. Безусловно, и первые месяцы войны могут дать массу примеров проявления героизма, но все-таки характер того героизма был иным. Вот, кстати, рассказ-воспоминание самого Ананьева: «Под Невелем это было, в сорок первом. Я тогда еще старшиной ходил. Дрались, помню, двое суток, в батальоне ни одного среднего командира не осталось, бойцов — горстка. Ну, я за комбата. Семь атак отбили, а на восьмой не удержались. Танками, сволочь, сбил с бугра — гранаты все вышли, артиллерия кверху колеса ми. Под вечер драпанули за речку, бредем, как чокнутые, ни черта не слышим, не соображаем — одурели от усталости». Но одурели, видимо, не только от усталости, но и от самого факта отступления. И еще что характерно: выдержали семь атак, а за водный рубеж не «зацепились».
А теперь вновь отвлечемся от военной биографии старшего лейтенанта Ананьева и переместимся на несколько иной уровень.
Близится к концу первый месяц войны, немецкие полчища глубоко вклинились в пределы нашей страны и уже нацелились на Москву и Ленинград. 18 июля в сводках промелькнуло сообщение, что наши войска под Сольцами нанесли контрудар, однако это сообщение вскоре «затерялось» среди прочих тревожных сообщений. А под Сольцами тогда произошло вот что.
Соединения 11-й армии [5] ударили в незащищенные фланги 56-го танкового корпуса немцев, наступавшего на Ленинград вдоль реки Шелонь по дороге Дно — Новгород, выхватив «кусок» в несколько километров. Были захвачены трофеи и пленные. Конечно, этот удар не мог внести никакого перелома, однако для немцев он оказался, видимо, довольно чувствительным, если Гитлер приказал приостановить наступление на Ленинград [6].
Немецкое командование, разумеется, понимало, что фланги их танкового корпуса уязвимы, но общая обстановка на фронте вроде бы оправдывала такой риск. С нашей стороны операция была тщательно продумана, удар был нанесен наверняка, дерзость уравновешивалась осторожностью: об окружении немецкого корпуса, естественно, никто не помышлял. Все выдержано в духе того времени.
А вот другая операция, Уманская, кстати, тоже как-то забытая. Ее провели войсками 2-го Украинского фронта ранней весной сорок четвертого года, сразу же после Корсунь-Шевченковской. Наступление началось без достаточной подготовки в самых неблагоприятных условиях ранней весны, когда дороги стали абсолютно непроходимыми, и фронт наступал, фактически не имея тыла. Командующие армиями, бросив штабы, с небольшими оперативными группами устремились на танках вперед. Связь была эпизодической. Горючее добывали в брошенных немцами машинах. Питались, как тогда говорили, «по бабушкиному аттестату». «Основная тяжесть подвоза грузов,— вспоминал потом бывший начальник штаба фронта маршал М. В. Захаров,— непосредственно в войсках легла на гужевой транспорт, вьючные подразделения; во многих случаях грузы (особенно снаряды и мины) переносились на руках» [7].
Провались эта операция, и на причины ее неудачи смог бы указать любой бывалый сержант, настолько ее проведение противоречило элементарным законам военного искусства. Операция проводилась по принципу ротного Ананьева: «Рубанем — посмотрим!» И «рубанули»! Только убитыми противник потерял 62 тысячи солдат и офицеров, а наши войска, преодолев по бездорожью около четырехсот километров, вышли на границу Румынии.
Перед нами два характера удачных наступательных операций, и каждый воплотил черты своего времени. Под Сольцами была использована тактическая ошибка противника (опять-таки «зависимость» от противника), и операция проводилась по всем законам военной науки. После столь удачного контрудара 11-я армия вновь начала отходить. По своему духу эта операция напоминает тот бой под Невелем, которым руководил старшина Ананьев.