Итак, человек становится мерою всех вещей и на смену культу трансцендентной личности приходит культ личности мирской, это обстоятельство и вызывает бурный расцвет философии и социальных наук. Но этот расцвет вряд ли следует объяснять лишь смягчением внешних обстоятельств жизни.
«Всякий богатый есть вор или наследник вора»,— говорил в своих гомилиях Цезарий фон Гейстербах.
«Земля принадлежит всем людям вообще, и поэтому она приносит и плоды для общего всех людей употребления», — учил папа Григорий I.
«На основании естественного права все вещи суть общие»,— утверждал Фома Аквинский.
Но вся эта проповедь социального равенства не представляла прямой угрозы средневековому целостному религиозно-аскетическому мировоззрению, поскольку она полностью укладывалась в пределы основного религиозного догмата и носила характер религиозного воспитания человека.
Когда же человек цель своей жизни связал с мирским бытием, наука и искусство в фокус своего внимания взяли образ самого человека и жизненные формы его земного бытия. Теперь человек стал думать не о том, как ему спасти душу и попасть в царство божие, а о том, как ему устроить подобное царство на земле. Если раньше думали о равенстве в бедности (осуществлено оно было в нищенствующих орденах), то теперь стремились к равенству в богатстве, в изобилии. Если раньше думали о равенстве всех перед богом, то теперь стали думать о равенстве всех перед земным законом — отсюда интерес к забытому римскому праву и интенсивная работа в области законодательств. Если раньше на труд смотрели как на воспитательное средство («Не духовные упражнения делаются для телесных, а телесные для духовных»,— поучал картезианский приор Гвиго), то теперь на труд стали смотреть как на источник счастливой и нравственной жизни («Кто не работает, тот не должен есть»,— утверждал Лютер). Поскольку главный интерес человека был перенесен теперь с неба на землю, то все большее предпочтение перед астро науками стали получать гео науки, а интерес человека к самому себе обусловил развитие физиологии, медицины и прочих естественных наук.
Именно культ человека дал самые разные направления наукам и искусству, и эта разрозненность направлений окончательно разрушила целостность религиозного сознания, хотя и не исключила его полностью из обихода человеческих духовных потребностей. По мере развития капитализма отрицался прежний способ производства, разрушалась вся прежняя надстроечная его часть: целостность миросозерцания, целостность человеческого сознания и т. д. На смену им приходили всевозрастающая специализация наук и все большая и большая «разорванность» человеческого сознания, на смену культу трансцендентной личности пришел культ личности мирской, отсюда начинается, с одной стороны — философия культа сильной личности и теория «героя и толпы», а с другой — философия культа народа и вытекающие из нее идеи народоправства.
И реализм с его жизненной достоверностью в самом широком смысле этого слова пришел к нам вовсе не по прихоти гениев или в силу имманентных свойств искусства, просто гении привели искусство в строгое соответствие с новым миросозерцанием человека. Естественно, что это произошло не вдруг, как не вдруг одно миросозерцание уступило свое место другому. Впрочем, о смене миросозерцаний можно говорить лишь условно по той причине, что всякое новое миросозерцание есть результат всего предшествующего духовного опыта народов, и потому в нем (в новом миросозерцании) всегда будут присутствовать остаточные мотивы ранее господствующих. Сложность зрелых цивилизаций как раз и состоит в том, что они складываются из бесконечного ряда исторических впечатлений народов и содержат в себе, пусть даже в очень трансформированном виде, все уже ранее бытовавшие представления народов об общем смысле человеческого существования, и в искусстве этот смысл проступает более отчетливо, нежели в явлениях нашего повседневного бытия.