Не в силах продолжать этот разговор, я напомнила, что сейчас на больничном и что не смогу отработать положенные по закону две недели. Попрощавшись, вышла вон оттуда, на свежий воздух.
***
На следующий день – новое испытание. Похороны Стаса. Не пойти я просто не могла, хотя понимала, что могу не выдержать этого. Но я должна его проводить, а заодно попрощаться с ребятами. В школе я не решилась это сделать, а у могилы их одноклассника, наверное, вполне символично.
Стояла тихая октябрьская погода, природа олицетворяла скорбь и тлен; серая водяная пыль повисла в воздухе, оседая на головах и одежде людей. Подмосковное кладбище нерадостно приветствовало московских гостей. К моему удивлению, был организован большой автобус для перевозки гостей. Мои мальчишки и девчонки сначала очень стеснялись, были строги и даже чопорны, многие были одеты в чёрное; они держались кучкой, старались не расходиться, держали меня в поле зрения. Увидев Дашу, я незамедлительно спросила ее про Кирилла. Она уверила меня, что уже все хорошо: ему сделали операцию, и сейчас он находится в больнице под наблюдением. Я хотела еще кое-что выяснить, но передумала. А еще мне нужно было увидеть маму Стаса, я толком не знала, зачем, но чувствовала, что нужно.
Она сама меня нашла. Я её узнала: она приходила иногда в школу; неустроенная, одинокая женщина, она не слишком понимала, как вести себя с сыном-подростком, и иногда просила моего совета. Родила Стаса поздно, видимо, очень долго готовилась, ждала, а потом немного перегорела. Так бывает. Есть неистовые матери, есть адекватные, а есть вот такие, прохладные. А может, это был тот самый случай пресловутого "стакана воды" или "женщина обязательно должна родить", а может, последний шанс, не знаю. Трудно сказать и еще труднее осудить. Вроде воспитывала, связь со школой поддерживала, но эмоционально была не близка с ребёнком, по крайней мере, мне так казалось.
Мать Стаса подошла ко мне, поздоровалась, поблагодарила за то, что мы все пришли, и попросила меня с ней поговорить. Все было довольно церемонно, даже немного торжественно, видимо, эти, какие-то традиционные, слова, действия помогали ей не сломаться, дойти до конца этой страшной процедуры.
Похороны закончились, на поминки ученики решили не ходить. Попрощавшись, они уехали. Я осталась, помня о своём обещании.
Скорбный стол вмещал не слишком много людей, видимо, это были близкие родственники, которые и организовали поминки, потому что несчастная мать безучастно ходила из кухни в комнату, но даже тарелки не принесла. Наконец она подошла ко мне:
– Вероника Николаевна, я правильно понимаю, что именно Вы были последним человеком, который был рядом со Стасом? Что у него было на душе? Почему он это сделал?
– Надежда Ивановна, я до сих пор не могу понять, как это все произошло. За сутки до смерти он уже предпринял попытку уйти из жизни, но мы с коллегами его поддержали, помогли. Обычно такого не бывает: даже склонные к суициду люди не совершают столь частых попыток. Было что-то такое, что его спровоцировало на это.
– Да, Вероника Николаевна, Вы правильно говорите. Это я во всем виновата. Я накануне вечером не смогла его забрать из лагеря; была на даче, мне позвонили из школы, сказали, где можно будет забрать ребёнка, я не собиралась возвращаться в Москву, мне в понедельник не на работу, думала, вернусь на другой день, но все равно пошла, ситуация какая-то странная с лагерем этим; потом пошла на станцию, по дороге обнаружила, что оставила ключи, потом опоздала на электричку; такси не стала вызывать: здесь очень дорого; решила утром, до уроков ещё, на первой электричке; так и сделала, но до места не доехала: позвонили из полиции. Все это она выпалила на одном дыхании, закрыла лицо руками и тихонько завыла.
– Да если бы я знала, что там, я бы пешком по рельсам пошла, поползла к сыночку моему. Спасибо Вам большое, что вы были рядом с ним, он Вас любил и очень уважал. Я знаю, Вы сделали все правильно, видимо, так бог хотел, наверное, бог лучших к себе зовет; мой сыночек ангелом сейчас смотрит на нас, жалеет нас, благословляет на добрые дела.
Я с жалостью смотрела на мать Стаса. Чтобы не сойти с ума, она пытается убедить себя в божьем провидении; пусть так, психика человека ставит подобные защитные блоки, чтобы остаться цельной, а потом и память многое блокирует, негативное, защищая владельца, отсюда и наши личные мифы в сознании, и некоторые провалы в памяти. Интересно, а я долго ещё буду видеть лицо Стасика? Или моя память тоже меня пощадит и сгладит эти воспоминания?