Да, уже с утра дела не заладились. Какое-то бестолковое было утро. Даже нормально не попрощалась с детьми. Мама отвела Соню в школу, все опаздывали, суетились, простились скомканно. С Глебом вообще не поговорили, так, дежурные фразы: не опоздай, не забудь карту, не будешь нормально учиться – пойдёшь в курьеры (раньше говорили – в дворники) и т. д. Одно грело: сегодня пятница! Ура! Без комментариев.
Одиннадцатиклассники продолжали терзать Булгакова. Я приготовилась к очередному скучному уроку, как вдруг услышала:
– Вероника Николаевна, я вообще роман не поняла. О чем он? – это спросила Даша Березкина, отличница, будущая медалистка. Я предвкушала долгожданную дискуссию. Наконец – то.
– Роман действительно многогранен, он глубокий, многопроблемный, философский. Что именно ты не поняла, Даша?
– Ничего не поняла. Всё запутано. Ерунда какая-то.
– Может быть, на уроке разберём что-то из того, что ты не поняла?
– Я уже сказала, что ничего не поняла.
– Так не бывает. А ты точно читала?
– Я читала. Немного почитала, потом остальное прочитала в пересказе, хоть Вы и не разрешаете. Но я думала, что будет понятнее! Потом у мамы спросила, а она сказала, что такую муть нельзя детям задавать.
Я потихоньку начала заводиться, но постаралась сдержать себя. Увы, дискуссия не удалась. Я была разочарована.
– Видимо, Даша, не пришло ещё время для понимания произведения, нужна определённая жизненная зрелость, эмоциональное приятие, сопричастность, сочувствие к героям. И вообще я тебя сегодня не узнаю, Дарья.
– Вероника Николаевна, а кому сочувствовать? Дьяволу, что ли?
– И ему, и его свите; и дьявол нуждается в сочувствии, особенно это видно в сцене лечения больного колена.
Я готова была уже вывести беседу непосредственно к теме урока, как вдруг мы все услышали какое-то страшное завывание, какой-то необычный сигнал, и по громкоговорителю объявили, что нужно собраться на втором этаже, в спортивном зале.
Опять урок пропал! Как же они надоели со своими учениями-мучениями! Пусть на кошках тренируются…
Привычным движением я успокоила ребят, взяла под мышку сумку (делать этого, конечно, не нужно по плану эвакуации, но там деньги, телефон, а кабинеты остаются в это время открытыми, поэтому всегда беру), и мы пошли в спортивный зал. Вроде все привычно, отработано, но какое-то смутное волнение меня все-таки охватило. Странно все это. Вроде все уже эвакуации были, в нормативы вошли, все стандартные протоколы оформили, зачем ещё что-то придумали? Когда уже нам дадут детей учить, а не только проверять бесконечно?
А тем временем в спортивном зале стали происходить странные вещи. В помещение ворвались мужчины в камуфляже, балаклавах и с оружием! Я с ужасом наблюдаю. Они подходят к учителям, протягивают им чёрные большие пакеты и заставляют их собирать у учеников мобильные телефоны. Многие ребята сопротивляются, не хотят отдавать свое имущество, но эти военные силой вырывают телефоны и швыряют в целлофан.
– Уважаемые педагоги, успокойте детей, соберите у них мобильные телефоны и сдайте военным. Не паникуйте. В данный момент здесь проходят учения по эвакуации при угрозе чрезвычайной ситуации. Соблюдайте осторожность и следуйте инструкции. Сейчас будем грузиться в автобусы, по два класса в каждый. Педагоги остаются в школе. Кто-то из детей стал плакать и кричать:
– Это никакие не учения, это террористы. Нам всем хана!
Вслед за этим возгласом послышались и другие возражения. Дети отказывались подчиниться требованиям военных, стало больше плачущих.