День, изменивший коренным образом всю его последующую жизнь, начался обычно. Валентин проснулся рано утром в своей небольшой, но уютной квартире в одном из арбатских переулков… Это был старый, дореволюционной постройки дом. Каким-то чудом он пережил сталинские и хрущевские кампании по реконструкции центра Москвы, и вот совсем недавно в нем был сделан капитальный ремонт – огромные коммуналки переделали в уютные квартиры для партийной номенклатуры. Со старых времен в доме сохранились высокие потолки с лепниной, мраморные камины и ажурные лестницы. Трехкомнатная квартира Валентина была заставлена русским антиквариатом. По иронии судьбы, все эти шедевры – или почти шедевры – Соловский привез в Москву из заграничных командировок. Каждый раз, приезжая в Лондон или Париж, он первым делом бросался по антикварным лавочкам и – насколько позволяла зарплата – приобретал старинные предметы, вывезенные когда-то из России. Напротив, на кухне Валентина царили безделушки из Нью-Йорка, в том числе—красивая старинная кофемолка. На высоких, доходивших до самого потолка стеллажах стояли книги на разных языках – он владел французским, английским, немецким и итальянским так же свободно, как русским…
В доме Соловского не было картин эпохи соцреализма, зато в углу большой комнаты висел фотопортрет Ленина.
Кроме этого портрета, в квартире было еще четыре небольших фотографии в аккуратных, скромных рамках—они стояли на небольшом столике в гостиной.
На одном из снимков был запечатлен его дед Григорий Соловский. Фотография была сделана, когда Григорию стукнуло шестьдесят. Старый большевик крепко стоял на своих коротких крестьянских ногах, приобняв жену Наталью. Ее волосы были седыми, но глаза сохранили удивительный юношеский блеск. Старики Соловские умерли лет десять назад, у Григория было кровоизлияние в мозг, Наталья не вынесла утраты и пережила мужа всего на две недели…
Слева от снимка стояла официальная фотография дяди Валентина – Бориса Соловского: недобрый, вечно подозрительный взгляд, жесткие морщинки в углах рта, лысый, как бильярдный шар, череп. Борис никогда не был женат, хотя по Москве ходили многочисленные слухи о его любовных похождениях. Говорили, что Борис Соловский – настоящий садист, причем не только в отношениях со слабым полом, но и в методах управления КГБ, который он возглавлял на протяжении вот уже семи лет.
На самой большой из четырех фотографий были запечатлены родители Валентина, Сергей и Ирина, в день свадьбы. Оба они широко улыбались в объектив фотоаппарата. Это была любимая фотография Валентина—ни разу в жизни он не видел отца таким счастливым. По возрасту Ирина годилась Сергею в дочери, но было видно, что она от всей души любила своего мужа. Они прекрасно смотрелись вместе: Сергей – высокий, светловолосый, с проницательным взглядом, и Ирина – миниатюрная, стройная балерина, с забранными в пучок темными волосами. Валентин ни разу не видел, чтобы его мать сделала какое-то неловкое движение. Она была грациозна и изящна и на сцене Большого театра, и в саду их большой дачи в Жуковке.
На последней фотографии была запечатлена одна мать. Ирина, дочь сельского плотника и его неграмотной жены, выглядела как настоящая принцесса в кружевной пачке Авроры в «Спящей красавице».
Валентин жил в этой квартире вот уже десять лет, время от времени уезжая в заграничные командировки. Единственное, что могло бы заставить Валентина добровольно покинуть эти уютные стены, было продвижение по служебной лестнице – высокопоставленным партийным чиновникам полагались более роскошные апартаменты… Валентин мечтал о карьере с детских лет.
Он всегда был законопослушным мальчиком: и пионером, и когда в четырнадцать лет вступил в комсомол. Лишь единицы нарушали общие правила. Валентин хорошо помнил, как у него в школе ребята издевались над двумя учениками, чьи родители ходили в церковь. Жизнь несчастных детей была невыносимой. Вскоре, однако, эти двое перестали ходить в школу. Через некоторое время Валентин узнал, что всю их семью выселили из Москвы куда-то на север.
Валентин Соловский окончил факультет международного права МГИМО, после чего провел в качестве младшего офицера несколько месяцев на военных сборах в полку спецназа под Рязанью. На знамени полка был начертан лозунг: «Будь готов пожертвовать собой ради социалистической родины!», и солдаты стремились во всем следовать этому лозунгу. Они беспрекословно выполняли любые приказы офицера, зачастую рискуя при этом жизнью. Вскоре выпускники института стали специалистами не только в международном праве, но и в стрельбе, метании гранат, угоне автомобилей и самолетов. Солдаты жили в тесных, темных казармах, дни и ночи проходили в боевой подготовке. Сразу же после подъема начинались учения, потом – после небольшого обеденного перерыва – упражнения продолжались. Каждое воскресенье отличившимся давали увольнительную – они имели право погулять по городу. Домой никого не отпускали. Впрочем, было одно исключение: у одного из солдат умер близкий родственник, и он получил трехдневный отпуск, чтобы съездить на похороны.
Солдатам выдавали карманные деньги, которых едва хватало на сигареты. Употребление спиртного было строго запрещено.
Валентин так и не смог понять, что тянет молодых парней в спецназ – ведь многие шли сюда добровольно. Все-таки жизнь офицера была намного легче – приходилось мало спать и есть, много тренироваться, но не было этой ужасной муштры, которой ежедневно подвергались солдаты. Валентин не боялся трудностей, но не любил жестокость – а именно ее прививали бойцам спецназа… Впрочем, он никогда не помышлял уклоняться от военной службы: он знал, что это его долг. Поэтому, когда по окончании сборов под Рязанью его послали на шесть месяцев в Афганистан военным советником, он не сопротивлялся и спокойно поехал в эту горячую точку.
С юных лет Валентин знал цель своей жизни. Ему незачем было далеко ходить за примером. Все его родственники – дед, отец, дяди, знакомые были высокопоставленными партийцами. Он уверенно шел по их стезе.
Но помимо карьеры у Валентина был еще один интерес – он унаследовал его от отца. Оба были меломанами. Когда Валентин был еще мальчиком, отец часто брал его с собой в Большой – на спектакли с участием матери. Почти каждую неделю, если отец не был занят на службе, они ходили на симфонические концерты и в оперу. Они могли подолгу, затаив дыхание, сидеть в мягких, темно-красного бархата креслах, растворяясь в дивных звуках музыки. Никогда Валентин не чувствовал такую близость с отцом, как в эти моменты. После концертов Сергей вел сына ужинать в свой любимый ресторан. В ресторане выступал цыганский ансамбль и, к удивлению Валентина, отец знал наизусть все их романсы и часто подпевал им.
Но Сергей Соловский беспокоился за сына. Когда Валентин получил свое первое назначение в МИД, отец впервые решился высказать ему свои опасения. Это было после семейного ужина, устроенного на даче в честь выхода Валентина на престижную работу. Они гуляли вдвоем по тенистым аллеям и Сергей говорил:
– Не будь слишком честолюбив, Валентин. Ты рискуешь остаться без любви в этой жизни. Пойми: любовь – это единственное свободное чувство, которое все еще разрешено в России, а что может быть важнее любви?
– Что ты, что ты, папа, – растерянно проговорил Валентин. Но все же он твердо знал: главное для него – карьера. Он должен был прийти к власти. Во что бы то ни стало. У него были все данные для того, чтобы оказаться избранным Генеральным секретарем ЦК. Валентин заранее знал, что он будет делать, когда окажется в Кремле. В последние годы из некоторых регионов поступали тревожные сообщения: наметилась волна сепаратизма. Железной рукой он задавит национальные движения, он объединит страну так, как не удавалось это ни русским царям, ни Ленину, ни Сталину. Обновленная Россия займет господствующее положение в мире…
Казалось, ничто не препятствовало планам Соловского. Он быстро продвигался по службе. Валентин использовал заграничные командировки для того, чтобы изучать слабые места враждебного лагеря. Он знал: эти наблюдения еще пригодятся ему в будущем.