Александр сунул руки в карманы, покачнулся на носках и прищурился. Он всегда принимал вызовы.
Анна встала рано и торопилась. Вот и оставила дома свои похожие на крылья бабочки очки. После вчерашнего дождя солнце сияло безжалостно, поэтому пришлось приложить руку к глазам, чтобы рассмотреть лицо сбегающего со ступеней генерального директора. Хотя для нее он в первую очередь был Сашей или, когда раздувалось его мужское эго — Александром. До встречи с ним Аня предпочитала красивых мужиков, а босс таким не был. Имел в чертах лица какую-то неуловимую неправильность. Но глаза могли заглядывать в душу и что-то выцарапывать в сердце. И он источал энергию: то радостную, то злую, но всегда неуемную. Шило в заднице, как говорила Анина мать.
Всматриваясь в сосредоточенное лицо, Анна пыталась понять настрой своего любовника и босса. Готов ли он сражаться или все-таки не вырвался из мрачной меланхолии, в которую его погрузила трагедия?
Фоторепортеры, окружившие выход из здания корпорации, делали последние снимки. Пресс-конференция закончилась. Аня вышла чуть раньше, во время вопросов, чтобы сделать звонок и вызвать вертолет. Но и здесь, с трехметрового экрана над входом, можно было видеть и слышать все. Удивительно, как перед камерами Сашке удавалось выглядеть таким уверенным, сильным и одновременно сильно расстроенным. Словно груз множества смертей, который упал ему на плечи, породил вину и придал сил. И Руднев готов двигаться вперед, убеждать, тянуть за собой всех, кто был разочарован или боялся.
«Я знаю, что все ждут от меня обещания, что этого не повторится. И я могу сказать, что сделаю все, чтобы не повторилось. Специалисты по материалам и конструкторы уже работают. Мы не шагнем ни на метр в стратосферу, пока не наладим производство ферм из керамики или других, не окисляющихся материалов. Мы усилим защиту, проработаем системы эвакуации.
— Вам не кажется, Александр Петрович, что башня и так слишком дорогая, а теперь она согнет экономику в дугу. Причем мировую. У вас инвесторы из разных стран.
— Не согнет. Создание новых технологий укрепляет экономику. Мы ставим конкретные задачи перед учеными, запускаем наукоемкие производства, создаем рабочие места. Мы учимся строить в принципиально других условиях. Научимся здесь — научимся в космосе и на Луне. Башня — это как начальная школа и первая ступень к вузу».
Его слова, голос, чуть наклонённое вперед, к слушателям, поджарое тело рождали желание довериться. Человеку, который точно понимает, что делать дальше. Но Анна знала Руднева и его перепады эмоций слишком хорошо. Поэтому, стоя у ожидающего их вертолета, издалека всматривалась в лицо. Она боялась отката после такой внутренней мобилизации, после всей этой железобетонной уверенности в себе, выстроенной в общем-то на песке из разрозненных сомнений и надежд.
Она заметила стянувшую брови складку и слегка опущенные уголки губ. Саша не был в порядке, но собирался держаться до последнего. Охрана замерла в нескольких шагах позади, и Аня сжала совершенно ледяную руку.
— Ты отлично справился, был убедителен.
Он недовольно мотнул головой.
— Это не вернет жизни. И не защитит от новых ошибок.
— Думаешь, они будут?
— Будут, конечно. Но очень надеюсь, что не такие. Иначе…
Анна прижалась пальцы к его губам — не хотела слушать темные мысли и мрачные прогнозы.
— Я связалась с одной лабораторией в Балахише, у них очень интересные наработки по технологии плазменного керамического запекания. На завтра назначила встречу и поставила тебе в график.
— Как скажешь, заклинательница инноваций.
Босс обреченно вздохнул и сделал знак рукой, чтобы заводили вертушку. Машина застрекотала, и охрана приблизилась, готовясь к посадке. Они собирались лететь на уровень пяти километров, а оттуда на лифте — к месту вчерашней аварии. Несмотря на трагедию, которая ждала их наверху, Анна рвалась подняться. Любила высоту, перехватывающий дыхание полет и слепящие просторы.
Натянув в кабине наушники, она заметила пустой взгляд, который Сашка вперил в лобовое стекло над головой пилота. Аня переключила общую связь на двустороннюю с боссом и проникновенно сообщила:
— День космонавтики прошел, но на день железнодорожника я подарю тебе удочку.
Он обернулся и в глазах возник живейший интерес:
— С чего это вдруг?