Мириам покачала головой.
— Она совершенно незаметное существо. Ходит тут тихонько, словно мышонок, делает разные дела, меняет полотенца и все такое.
— Где она сейчас?
— Я послала ее в город кое-что купить.
— У нее здесь есть комната?
— Она у нас не ночует. Приходит около восьми часов утра и уходит примерно в восемь вечера.
— Она что-нибудь с собой носит? — спросил я.
— Сумку, — ответила Мириам. — У нее там униформа, она переодевается в ванной для прислуги.
— Пойдемте-ка посмотрим.
Мы пошли в ванную для прислуги. Над ванной висела небольшая сумка. Я открыл ее. Так и есть: в сумКе лежали еще две большие бобины с пленкой.
— Что же нэм теперь делать? — спросила Мириам.
— Вернуть магнитофон на место.
— А что делать с этой записью?
— Стереть.
— Как ее можно стереть?
Я показал им, как заправляется пленка и как он работает, как можно стереть запись на ускоренной перемотке.
До возвращения прислуги я стер всю запись, перемотал пленку в нужное положение, водворил магнитофон на прежнее место под половицы и подсоединил микрофон. Я включил режим прослушивания: теперь наша слу-жаночка должна подумать, что забыла нажать кнопку записи. Это должно было объяснять, почему пленка осталась чистой; я, во всяком случае, на это рассчитывал.
— Что теперь? — спросила Мириам.
— Теперь я должен проследить за вашей тихой маленькой служанкой, когда она пойдет с работы, — ответил я, — и узнать, что она делает с этими пленками.
— Вы думаете, Дональд, вам это удастся? — испуганно спросила Мириам.
— Думаю, да. Я возьму в аренду машину. Вы говорите, она уходит в восемь?
— Да. Если хотите, я могу ее немного задержать.
— Нет. Восемь часов — хорошее время.
— Оставайтесь сейчас с нами пить чай! Когда Она вернется, у вас будет возможность составить о ней мнение.
— Я уже составил, — отказался я. — Теперь, девушки, помните, что все, о чем вы будете говорить, прослушивается. Насколько я могу прикинуть, та катушка, которая сейчас стоит, будет работать почти до четырех часов, а потом она поставит новую. Так вот, вся ваша болтовня запишется. Если разговор будет неестественный, то они догадаются, что вы обнаружили микрофон. Поэтому вы…
— Не волнуйтесь, — успокоила меня Мириам, — разговор будет что надо. — Они переглянулись и захихикали.
— Раз такое дело, — сказал я, — думаю, мне следует побыстрее отсюда смыться. Я подъеду, когда надо будет перехватить на выходе вашу Мицуи. Не хочу, чтобы она сейчас меня видела, мне так будет легче за ней следить.
Мириам кивнула.
— Когда же мы вас увидим?
— Я свяжусь с вами. Только помните, надо соблюдать предельную осторожность. Каждое ваше слово записывается на пленку. Если я позвоню, нам надо будет соблюдать конспирацию, поскольку ваш телефон тоже может прослушиваться. Мы будем говорить намеками.
— О’кей, — вздохнула Мириам. — А кроме того, Дональд, если вы опять увидите меня в том же купальнике, что и сегодня, то знайте: это сигнал «на помощь!».
— Хорошо, буду знать, — ответил я.
На прощанье они расцеловали меня смачно, отнюдь не платонически. Это был целый спектакль.
— Давление крови — 180, — объявила Мира.
— Пульс — 125, — ответила Норма.
И, бросившись друг другу в объятия, снова залились смехом. Я уверен, даже знай они, что их обеих арестуют, как только я уйду, все было бы то же самое. Если есть хоть малейший повод повеселиться — они его не упустят. Колоссальные бабы!
В результате я вышел на улицу с легкой дрожью в коленках и с надеждой, что у меня не поплавились золотые пломбы.
Интересно, подумал я, что сейчас делает Бикнел?
Глава 10
В отеле «Ройял Гавайян» все дышало спокойной, ленивой роскошью. Королевские пальмы отбрасывали колеблющиеся полосатые тени. Воздух был словно пропитан неповторимым запахом океана и ароматами цветов.
Побродив по холлу и зайдя в пару магазинчиков, я наконец обнаружил Берту Кул. Она сидела за столиком на большой веранде, выходившей в сторону океана. Перед ней стоял большой бокал плантаторского пунша. Щеки у Берты разрумянились, глаза поблескивали, губы были плотно сжаты. Приглядевшись внимательнее, я понял, что она слегка под мухой и очень, очень сердита.
Я пододвинул стул и сел за столик напротив нее. Берта свирепо глянула на меня; ее глаза, слегка покрасневшие от спиртного, сверкали благородным негодованием.