— Как поэтично! Тогда ладно. Я сейчас напишу Кохановскому, пусть переводит деньги за два дня.
Я вспомнила, что хотела спросить:
— А чем занимался Молчанов, пока Кирилл разглядывал каталог?
— Он изучал твои документы: медицинскую карту, паспорт, рабочий график за полтора года.
— Рабочий график?! Зачем ему?
— Наверное, в целях безопасности. Он же охранник, да? — Василий Иванович перешёл на доверительный тон: — На самом деле многие клиенты интересуются, сколько мужчин было у девушки. В этом нет ничего постыдного. У меня в делах полная честность и открытость — поэтому люди мне доверяют, а агентство процветает.
А я и не знала, что кого-то интересует мой послужной список. Сама я мужчин не считала.
— И сколько у меня было мужчин?
— Восемьдесят два, — уверенно ответил босс. — Из них с оказанием интимных услуг — одиннадцать.
Я думала, больше.
— Не считая первого? — тихо спросила я.
— Нет, его я не считаю. О нём никто не знает, кроме нас двоих.
Домой я поехала на такси. Времени до восьми часов вечера, когда за мной должна была прибыть машина Кохановского, оставалось достаточно, но я нуждалась в отдыхе перед работой.
Что ж, сегодня вечером я поставлю двенадцатую галочку в своём рабочем графике. Вернее, тринадцатую, но своего первого клиента я проводила по другому списку. Я нигде его не учитывала. Он стоял особняком: я не знала его имени, не видела лица и вообще плохо помнила события той ночи. Я помнила лишь тугую повязку на глазах, приказ «Нюхай-нюхай, вдыхай глубже, котёнок» и фруктово-ацетоновый запах, проникавший прямо в мозг. И боль — не острую, а тянущую, тупую. А ещё я помнила, что мышцы перестали мне подчиняться: он входил в меня как горячий нож в сливочное масло, а я даже не могла сжать влагалище или задний проход…
Постаравшись выбросить воспоминания о той далёкой ночи, я переключилась на подготовку к предстоящей.
Заказ на двое суток, поэтому надо взять достаточно одежды, включая ночную и домашнюю. Средства гигиены. Аптечку. Брать ли игрушки? Я не знала, что Кирилл предпочитал в постели, и на всякий случай решила кинуть в сумку маленький U-образный вибратор, который доставлял удовольствие обоим партнёрам. Лично мне он удовольствия не доставлял, я равнодушна к дрожащим силиконовым штукам, но многим клиентам нравилось. Им было забавно попробовать — их это развлекало.
Я так погрузилась в размышления, что забыла о Коле.
В квартире пахло жареной картошкой и чесноком. Мой гость хлопотал на кухне явно в приподнятом настроении. Чтобы не откладывать неприятный разговор и понапрасну не обнадёживать Колю, я сказала:
— Коль, я сегодня вечером уеду на пару дней.
Он замер и перестал помешивать картошку на сковороде. Сказал куда-то в пространство, не глядя на меня:
— Ты же только вчера вернулась.
— Ну и что? У меня каникулы, я развлекаюсь.
— А мне с тобой можно?
— Нет, извини.
И я пошла собираться.
Салон я посещала три дня назад перед «свиданием» с Юрием Георгиевичем, поэтому эпиляция, маникюр и педикюр были в идеальном порядке. Жаль, что нельзя быстренько перекрасить ногти из «бэби-дольского нюда» во взрослый оттенок, но снимать гель ради одного наряда мне показалось глупым. Пусть будут бежевые ногти к вишнёвому платью.
В ванной я отскрабила тело, намазалась диоровским парфюмированным маслом и сделала увлажняющую маску. Волосы высушила, сидя на бортике ванны головой вниз, а вот с макияжем пришлось повозиться. Мне хотелось добавить в образ драматизма. Я выбрала бархатное платье с вызывающе глубоким вырезом и пышной юбкой до колена. Оно намекало на стиль вамп, и я собиралась перевоплотиться из «сливочного наивняка» в «роковую женщину».
Где-то в глубине души я понимала, что эта возня в ванной, это желание поразить своим видом мужчину, представ перед ним в новом чарующем облике, — это лишнее, неправильное и пустое, но мне так хотелось увидеть его восхищённый взгляд! Не холодный и колючий, а — жадный, заинтересованный. Растерянный от того, что я ему нравлюсь, и он внезапно это осознал…
Но так нельзя, нельзя!
Я повернулась к зеркалу и заглянула в свои глаза с расширенными зрачками. Медленно провела пальцем по губам, подбородку и шее — до солнечного сплетения, где заканчивался вырез платья, и спросила своё отражение: