Выбрать главу

Он всё ещё шутил.

И не пять раз он меня трахнул.

— Я не могу врать твоей сестре. Кому-нибудь другому могу, а ей — нет.

— А-а, личная симпатия мешает работе? А я думал, ты профи.

— Профи, но… — я задумалась. — Да, ты прав, у меня появилась к твоей сестре личная симпатия, и я не могу работать в таких условиях. Я отказываюсь, прости. Я имею право отказаться.

— Диана, — он тоже сел, — ты правда хочешь, чтобы я сказал Маше, что ты из эскорт-агентства и занимаешься оказанием интимных услуг? Я скажу, мне без разницы.

— Нет, не хочу. Мне будет стыдно. Но и притворяться твоей девушкой тоже не хочу — мне будет противно. Выхода нет: я не могу сопровождать тебя на это мероприятие.

Мы перешли на официальный язык и зашли в тупик. Он рухнул на подушки. Потянул меня к себе, и я снова легла на широкую грудь.

— Давай договоримся так: я скажу всем, что ты моя девушка. Мы начали встречаться недавно, но у нас обычные отношения — не договорные. — Он убрал завиток волос мне за ухо. — А ты лично, наедине, расскажешь Маше, что ты из эскорта. Покаешься в своих грешках — хотя я не понимаю, чем ты хуже девушек, с которыми я встречался раньше. Думаешь, они ангелы с крылышками? А Маша всех принимала.

— Я не думаю о твоих девушках. Я просто боюсь, что Мария Борисовна отвернётся от меня. — Я закрыла глаза и добавила: — Мне трудно притворяться нормальной. Помнишь нашу первую встречу? Я дрожала от страха, что ты меня раскусишь. Но сказать правду — ещё страшнее.

— Я тебе клянусь, что моя сестра — самый добрый и здравомыслящий человек на свете. Она не судит людей по их занятиям или по тому, сколько у них денег. Не бойся поговорить с ней. Расскажи ей правду, будь честной и откровенной — и более преданной подруги ты не найдёшь.

Это звучало вдохновляюще. Я встрепенулась:

— Ты уверен? Ты точно знаешь, что она меня не оттолкнёт?

— Я абсолютно уверен, — он снова погладил меня по волосам. — Знаешь, наша мать сбежала в Америку в девяносто третьем году, — как раз перед тем, как мне идти в первый класс. Отец только раскручивался, скупал ваучеры, торговал компьютерами, а мать снюхалась с его американским партнёром и улетела в Калифорнию. Маше тогда было тринадцать, но она взяла на себя все заботы обо мне. Она сама была ребёнок, и ей самой требовалась помощь, но она никогда не жаловалась и никогда никого не упрекала. Ни отца, ни меня, ни даже мать.

— А она вернулась — ваша мама?

— Нет, она вышла замуж за того американца. Мы с ней встречаемся, когда бываем в Америке, и в целом неплохо ладим. Но Маша с ней по-настоящему близка — она её поняла и простила. — Кирилл хмыкнул и ласково взлохматил мне волосы. — Не бойся мою сестру, она тебя не осудит. Скажи ей всё, что сочтёшь нужным.

От его рассказа у меня потеплело на душе. Он действительно любил свою сестру и восхищался ею. Если бы я и правда могла с ней подружиться!

— Хорошо! — сказала я и посмотрела на него. — Но прежде, чем я расскажу правду твоей сестре, я должна кое-что рассказать тебе. Это важно!

В ожидании он поднял брови.

— Меня зовут Аня. Диана — мой псевдоним.

— Я знаю, — его глаза лукаво блеснули.

— Откуда?! Кирилл, никто не знает моего настоящего имени, кроме Василия Ивановича, Вики и… — и ещё одного человека, чью фамилию я не хотела называть. Всё, что касалось Молчанова, попадало под мой личный гриф «Секретно». — Признавайся, что ты ещё обо мне знаешь?

— Аня, я же не спрашиваю, что ты знаешь обо мне, — уклончиво ответил он. — Хотя подозреваю, что Пашка просветил тебя насчёт моего прошлого.

Я прикусила губу. Кирилл добавил:

— Он человек грубоватый и ненароком может обидеть, но он мой лучший друг. Единственный, кто не бросил меня в тяжёлой ситуации. Я доверяю ему как самому себе — и ты доверяй. И постарайся с ним подружиться, я очень тебя прошу.

* * *

Этот искренний разговор; надежда на дружбу с женщиной, к которой меня тянуло, как бездомного котёнка к порогу человеческого жилья; его нежные объятия и утешающие поглаживания; его уверенность в том, что я не хуже других; его желание появляться со мной на публике — всё это разбередило меня и растрогало. Я почувствовала, как из глаз побежали слёзы, — не горькие или злые, а лёгкие и чистые.