Один из мужчин обернулся, и я узнала Молчанова. На нём были солнечные очки и клетчатая рубашка с подвёрнутыми рукавами. Он переоделся.
И постепенно я начинала догадываться, почему.
30. Грустный праздник
Повар жарил на гриле бараньи котлетки и толстые говяжьи стейки. Сбоку от мяса томились сладкие перцы и ломтики баклажанов. В воздухе плавали ароматы чеснока, тимьяна и мяты. Звенели бокалы, смеялись женщины, иногда визжали дети, приведённые кем-то из гостей.
Как только Маша познакомила меня с друзьями, я расслабилась: никого из них я раньше не видела. Хорошая новость. Не хотелось бы встретить тут своих клиентов. Приняли меня тепло: мужчины с доброжелательным интересом, не выходящим за рамки приличий, а женщины — приветливо. Сильно на меня не наседали, но кое-какие вопросы задали: «Сколько тебе лет?», «На каком факультете учишься?», «Откуда приехала?», «Как давно знаешь Кирилла?». Я старалась отвечать честно: «Скоро будет двадцать», «На экономическом», «Из Карелии, из небольшого посёлка — Овсяновка называется», «Недели три или чуть дольше».
Маша сделала мне комплимент: «Какая красивая у тебя футболка, у Паши есть похожая». Она обернулась, словно хотела, чтобы Паша подтвердил её слова (вероятно, сказав: «Ну надо же, какое забавное совпадение!»), но тот разговаривал с кем-то из парней, и было видно, что разговор серьёзный. Они оба хмурились и разглядывали экран планшета, прикрывая его от солнца.
Правильно, что он переоделся. Он очень умный и предусмотрительный человек. Мы выглядели бы как два идиота, если бы не он. А я совсем потеряла чувство меры, когда решила купить эту вещь. Мне просто хотелось иметь что-то, напоминающее о нём. Что-то материальное, что можно потрогать или надеть.
Это была плохая идея.
И признаваться Маше, что я работаю в эскорте, мне тоже показалось вдруг неправильным. Я всё ещё переживала из-за того, что вынуждена её обманывать, — это беспокоило мою совесть, как острый камешек в ботинке, — но какие-то смутные соображения меня останавливали. Я словно потеряла ощущение безопасности в её присутствии, и от этого становилось горько. Моя предполагаемая дружба с этой женщиной становилась всё более и более призрачной, и я не понимала, отчего так происходит. Не могла оформить невнятные чувства в конкретные опасения.
Чуйка сломалась.
Всё сломалось.
Маша махнула рукой:
— Мне кажется, всё готово! Приглашаю всех за стол.
Первый тост сказал Кирилл:
— Хочу поднять бокал за мою драгоценную сестричку, за самую милую, чуткую и терпеливую девушку на свете! Машенька, я тебя люблю! Мы все тебя любим. Будь счастлива, дорогая!
Пока гости поздравляли именинницу, выпивали и закусывали, я украдкой наблюдала за Молчановым. Мои глаза словно прилипали к нему и не желали смотреть в другую сторону. Куда бы я ни отводила взгляд — я всё равно видела его. И даже когда закрывала глаза — он стоял передо мной как живой. Вдобавок к этому моё ухо безошибочно выделяло его тихий спокойный голос из общего шума: я была как приёмник, настроенный на его волну. Это пугало.
Чтобы не выдать себя с головой, я подсела к Маше. Никто не сидел на одном месте, все мигрировали, то зависая у гриля и наблюдая, как жарятся новые порции мяса, то подходя к ограждению, чтобы выкурить сигарету и полюбоваться на город. Кирилл присоединился к Молчанову и парню с планшетом. Я отвернулась.
Маша заметила моё мятущееся состояние и придвинулась поближе вместе со стулом.
— Ты сегодня повеселее выглядишь, — заметила она, — не такая бледная, успела подзагореть. Где-то отдыхала?
— У дедушки в Овсяновке. Недолго, пару недель.
— Я однажды ездила в Карелию, мне очень понравилось: потрясающая природа, ощущение нетронутости и удивительно добрые люди. Всё мечтаю повторить эту поездку, да, к сожалению, некогда.
Как серьёзный юрист серьёзной компании может быть таким прекраснодушным? Или дома в кругу друзей она расслабляется и становится самой собой? Я вернула ей комплимент:
— Вы сегодня тоже замечательно выглядите.
Я не лукавила. Белая рубашка оттеняла южную смуглоту её кожи, вьющиеся волосы были подобраны в высокий узел, а на щеках играл румянец — от вина и свежего воздуха. На пышной груди поблёскивал двухкаратный бриллиант на цепочке. В ушах качались чёрные жемчужины.