В больнице сказали, что у него аллергия. И так как в школе ему становилось легче, означало, что аллерген находится дома. Рим считал, что у него аллергия на братца. Рим также прочитал, что в редких случаях бывает аллергия на волосы или пот другого человека. Георгий после тренировок развешивал свою мокрую одежду по всей комнате. Казалось, что его потом пропитался весь дом. Лёжа под очередной капельницей, Рим не понимал, как ему избавиться от аллергена и, почему кровати в больнице такие твёрдые.
Рим сменил школу на колледж, и надобность в больницах отпала сама собой. Он догадывался, что астматические приступы происходили скорее на нервной почве (иначе зачем были эти вечные походы к психологу?), чем от аллергии, но проверять и возвращаться домой не стал. Год, проведенный под капельницами, давал о себе знать: тело казалось тряпичным и плохо управляемым. Рим чётко решил, что у него будет своя больница, и первым делом он закупит в неё ортопедические матрасы. Два года он пронёс эту мечту за собой.
В институте Рим нашёл единомышленников. Два профессора несколько месяцев присматривались к нему, потом пригласили в свою лабораторию. Маленькие компьютеры, пробирки, крысы — всё оказалось, как в кино. Рим практически в тот же день выложил свою задумку и принёс весь найденный материал, перерыв десятки книг по психологии, химии и компьютерным технологиям за последние годы.
Он не любил рассказывать, чем именно они с профессорами занимались в лаборатории, да и рассказывать было некому. Рим быстро понял, что ему нужны деньги, много денег. Он писал статьи на заказ, делал домашние задания, занимался репетиторством, иногда подрабатывал охранником в ближайшем супермаркете. Этого было мало.
После института наступило затишье. Все накопленные деньги оказались бесполезными, их не хватало на оборудование и персонал. Рим не просто пытался изобрести эликсир вечной жизни, как думал отец: он пытался придумать проект самого настоящего лечебного центра. Но потихоньку свыкался с мыслью, что мечты так и останутся мечтами.
Когда пришёл чек на огромную сумму, Рим пошёл разбираться в банк. Он понимал, что собственными руками сдаёт свою мечту в кассу, но забирать чужое не хотел. Когда стало ясно, что эти деньги теперь принадлежат ему, Рим начал щипать свою руку, потом бить этой рукой об стену, потом истерически засмеялся и, выйдя, на крыльцо банка издал крик, не похожий на человеческий.
Один из профессоров завещал ему всё своё состояние. Более того, в завещании он указал, что после его смерти необходимо продать дом и направить все деньги на счёт молодого учёного.
Рим знал, что самому пожилому профессору оставалось недолго, он лишь жалел, что не успел положить его в свой лечебный центр, чтобы показать, что смерть тоже чего-то стоит. А часы перед смертью могут превратиться в ещё одну жизнь.
Когда Рим позвонил отцу, чтобы объявить об открытии Досугового центра, он впервые в жизни чувствовал себя лучше и способнее брата. Никто не видел, как он шёл к цели маленькими шагами, и теперь его время праздновать победу.
Он не успел набрать номер, он даже не успел сказать ни одного слова. Отец позвонил сам. Он кричал в трубку сорванным голосом про высшую хоккейную лигу. Он столько раз повторил слово «высшая», что у Рима зазвенело в ушах. Он решил, что у его отца шайба вместо мозгов. Он также решил, что отец не поймёт, если ему на словах рассказать про свой центр. Рим пригласил его встретиться лично и посмотреть, как всё работает, Рим сказал взять с собой маму.
Прошло уже почти пятнадцать лет, как его собственные родители стали первыми пациентами Досугового центра. Он каждый день неизменно заходит к ним в палату. Молчаливые лица ему нравятся намного больше, чем искаженные от адреналина рты, кричащие на стадионе «Шайбу-шайбу!».
Пытался ли Георгий ему помешать? Да что Георгий… Рим до сих пор не может понять, почему приёмный орущий свёрток заменил его родителям настоящего сына.
***
В Досуговый центр можно было попасть разными дорогами: прийти самому, либо быть привезённым родственниками добровольно или насильно. Родственники документально подтверждали, что их «любимая» тётушка или дядюшка мучается от боли, подписывали согласие на госпитализацию и раз в неделю заботливо приходили навещать тело.
Упрятать человека в центр Рима было не так просто, как кажется. Решающее слово оставалось за доктором. Он назначал месячный курс психотерапии родственнику, который требовал избавления и сам сидел на приёме. Один день в неделю он полностью выделял на такие визиты. И если истории родственников не казались ему убедительными, либо он не находил родства с будущим пациентом, он смело ставил отказ в госпитализации.