Когда она была ещё ребёнком, падала на асфальт, больно разбив ногу, сразу же закусывала щеку, чтобы не расплакаться. Вся боль уходила в тот уголок, где зубы сжимали кожу (колено при этом чудесным образом переставало болеть). Так Линда научилась терпеть любую физическую боль.
Шаги по палате и трёп по телефону прекращаются. По палате расползается тишина. Линда этого даже не замечает: она проводит языком по внутренней стороне щеки — сплошной синяк. Линда думает, что сегодня, вместо того, чтобы терпеть боль она всё-таки заплачет.
32. Стас
Стас приходит забирать машину Линды. Вся работа оплачена: может, её брат занялся этим делом? Бывает, родственники сначала не общаются всю жизнь, а потом сходятся после подобных происшествий. Никогда не знаешь, насколько дорог человек, пока его жизни не угрожает опасность. Сразу понимаешь, как много нужно сказать (и ещё больше — сделать).
Стас думает, что Линда своим исчезновением провоцирует его на развод. Показывает, что он не сможет без неё жить. А он и правда еле терпит всю эту неделю. Продолжает ездить каждый день к её дому, в надежде, что она вернётся за вещами. Он не открывает дверь своим ключом — ждёт конца недели. Вдруг Линда вернётся и всё будет как прежде? Только сейчас Стас понимает, насколько Линда ему доверяла.
Он приходил в любое время, бывало, даже без предупреждения, забыв перед этим скинуть сообщение. Не задумывался, что она может вести личную жизнь или банально быть занята домашними делами. Все дела откладывались, Стас всегда был центром её вселенной. Она и правда вращалась только вокруг него. Теперь ему постоянно не хватает… Внимания? Разговоров?
Когда он после недели тишины решается открыть квартиру своим ключом — там пусто. Он пытается понять, что Линда взяла с собой? Вместо этого понимает, что знает каждую её вещь. Кто из родителей подарил картину на стену, какие джинсы она покупала, когда скидывала фотографии из примерочной, а вот это платье он подарил ей на день рождения. Ни одной незнакомой тарелки, мягкой игрушки, даже полотенца. Кажется, что они жили вместе. Как же, на самом деле, он этого хотел!
Просыпаться вместе, засыпать вместе. Выходные, отпуск, каждый вечер после работы с дорогим человеком — она думала: Стас не понимает. Всё он прекрасно понимал. Он даже несколько раз заикался о разводе, но Лариса давала понять: уедет вместе с детьми и не вернётся. И как тут разорваться? Шантаж — дело тонкое. А если она не шутит, если заберёт его малышек и больше он их не увидит. А встречи раз в год на другом конце России его не устраивали. Стас жертвовал любовью ради любви. Линда не понимала, почему он боится, никто не понимал.
Все её любимые толстовки и обувь — на месте. В холодильнике осталась приготовленная еда, и это очень странно: обычно Линда не забывала очистить холодильник перед долгим отъездом. Их общая фотография стоит на тумбе. Счастливые глаза Линды смотрят на него из рамки. Обычно при ссорах она отворачивала её к стене. Складывается ощущение, что до дома она так и не доехала. Они часто ссорились, но то, что было в ресторане — другое. Стас чувствовал, как Линда отстраняется, как хочет избавиться от него. Только поэтому он не поехал следом. Разум вопил: «Оставь её». Сердце отбивало: «да-да-да». Тогда он понял, чего он хочет.
Стас садится в машину и вдыхает запах: всё ещё чувствуются нотки туалетной воды — этот аромат он подарил ей на восьмое марта. Они вместе выбрали его в магазине, Линда спрашивала, какой Стасу нравится больше. Она всегда его обо всём спрашивала и старалась угодить. И у неё это получалось… Кроме того вечера, в день аварии.
Ло по праздникам всегда ждала дома и уже готовила очередную речь о том, что Стас совсем её не знает и не любит. В эти моменты он молчал и думал о Линде. Вспоминал её мягкие волосы, нежные руки, и как она улыбалась ему в шею.
Стас не понимает, как отпустил Линду в таком состоянии. Ему было не по себе, что он пришел с важной новостью, а она заладила, как маленькая девочка: разведись, будь со мной. Его раздражали такие манипуляции, но только сейчас он понимает, что Линда таким образом боролась за него. С ним же, за него. Сердце упрямо отбивало: «да-да-да».