А бедная Анжелина, в свою очередь, молча проливает горькие слезы оттого, что Эдвин перестал носить ее старый платочек в нагрудном кармане жилета.
Оба поражаются охлаждению друг в друге и не видят, как переменился каждый из них. Ведь если бы видели, то не страдали бы так, а узрели бы истинную причину — несовершенство человеческой натуры, — и совместными усилиями принялись бы заново строить общий дом на более земном и долговечном фундаменте. Однако мы видим только недостатки других и слепы к своим собственным. Во всем, что случается с нами, мы виним других. Анжелина любила бы Эдвина до скончания веков, если бы только не странные перемены в самом Эдвине. Эдвин обожал бы Анжелину веки вечные, если бы только она оставалась той самой Анжелиной, которую он полюбил вначале.
Час, когда пламя любви потухло, а очаг привязанности еще не зажжен, безрадостен для обоих, и придется вам на ощупь разжигать его в стылом мраке рассвета жизни. Дай вам Бог справиться с этим до того, как день начал клониться к вечеру: многие дрожат у потухших углей, пока не наступит ночь.
А впрочем, что толку читать проповеди? Тот, в чьих жилах пылает юная любовь, не поверит, что его горячая кровь когда-нибудь охладеет и замедлит ток. В двадцать лет юноша абсолютно уверен, что будет любить так же пылко и в шестьдесят. Он не может припомнить ни одного знакомого средних лет или преклонного возраста, кто проявлял бы симптомы столь же безумной влюбленности, но это не мешает ему верить в себя. Что бы там ни было у других, его любовь никогда не умрет. Никто никогда не любил так, как любит он, поэтому опыт всего человечества лично к нему никакого отношения не имеет. Увы, увы! Годам к тридцати и он тоже пополняет ряды скептиков, и в этом нет его вины. Наши страсти, как добродетельные, так и предосудительные, исчезают вместе со стыдливым румянцем. В тридцать лет мы не испытываем ни ненависти, ни горя, ни радости, ни отчаяния в той мере, в какой они охватывали нас в отрочестве. Разочарование не наводит на мысль о самоубийстве, и мы жадно пьем успех не пьянея.
С возрастом мы ко всему относимся спокойнее. В последних актах оперы жизни мало грандиозных пассажей. Честолюбие подбирает менее амбициозные цели. Честь становится более здравомыслящей и удачно приспосабливается к обстоятельствам. А любовь — любовь умирает. «Насмешка над мечтами юных дней» незаметно охватывает сердца, словно убийственные заморозки. Нежные побеги и распускающиеся цветы срезаны и увяли, а от лозы, что когда-то стремилась обвить весь мир, остался лишь засохший пенек.
Я знаю, мои юные друзья, вам все это покажется дикой ересью. К словам человека, оставившего позади любовный пыл юности, начинают прислушиваться не прежде, чем в его волосах появится достаточно седины. Девушки представляют себе сильный пол по романам, написанным слабым полом, и по сравнению с чудовищами, которые притворяются мужчинами на страницах этих жутких произведений, ощипанная птичка Пифагора и демон Франкенштейна вполне сойдут за человеческое существо.
В этих так называемых книгах главного героя восторженно сравнивают с греческим богом, при этом не уточняя, с каким из греческих богов имеет сходство вышеупомянутый джентльмен: то ли с горбатым Вулканом, то ли с двуликим Янусом, а может, с пускающим слюни Силеном, божеством загадочных мистерий. Впрочем, подлостью натуры герой похож на них всех одновременно, и, возможно, именно это и имеется в виду. Однако в отличие от своих классических прототипов этот джентльмен (апатичный женоподобный кретин в возрасте далеко за сорок) лишен каких бы то ни было зачатков мужественности. Зато какие страстные и неистовые чувства питает он к ничем не примечательной девице! О вы, юные Ромео и Леандры, куда вам до умудренного жизнью красавца не первой свежести, который пылает таким огнем, для описания которого каждое существительное требует не менее четырех прилагательных!
Милые дамы, как хорошо для нас, старых греховодников, что вы изучаете только книги. Если бы вы умели читать в душах, то знали бы, что в застенчивом лепете юнца больше правды, чем в нашем уверенном красноречии. Любовь юноши проистекает от полноты сердца, тогда как любовь мужчины — чаще результат полного желудка. Разве можно сравнить медлительное течение в зрелом мужчине с мощным фонтаном, бьющим из юного сердца, пробитого небесной стрелой? Если вы хотите отведать любви, пейте из чистой струи, которую льет к вашим ногам юность. Склонитесь к ее волнам, прежде чем она превратится в мутный поток.