Понимая, что мы вряд ли продолжим учебу в университете, намереваясь мигрировать в США, мы начали пропускать занятия, делая выбор в пользу утреннего сна и ночных кутежей. Стипендии за прогулы не лишали, а лишали лишь по результатам экзаменов, до которых мы бы все равно в городе О не остались. Поэтому наши лица начинали постепенно стираться в памяти одногруппников и преподавателей. Мы добросовестно ходили лишь на пары по практике английской речи и создавали таким образом «концерт по заявкам», посещая университет. Татьяна все чаще оставалась ночевать у меня, т.к. я временно переселилась к нашему «спонсору». Мои романтические отношения развивались по лучшему сценарию любовно-приторных фильмецов, а наше «трио лимитчиц» собиралось лишь под вечер, когда в программе стояла очередная богемная вечеринка.
В это время, когда работа и учеба перестали быть для Татьяны в приоритете, она активно начала заниматься самокопанием и, как результат, самоедством. До определенного момента она была уверена в своих талантах, очаровании и умении добиться успеха. Теперь же, за время всех наших походов по увеселительным заведениям, она непрерывно чувствовала себя гадким утенком: за тот промежуток времени, что мы находились в эпицентре молодежных тусовок, к ней не подходил ни один молодой человек с целью познакомиться или просто пригласить на танец, как бы соблазнительно она не виляла бедрами под звуки ар-эн-би. Казалось, что даже самые заморышные и вульгарные барышни пользовались большим успехом, чем элегантная Татьяна, излучающая харизму. Она прекрасно понимала, что как только она ступит на американскую землю, все проблемы, которые на нее свалились в городе О, ровно таким же грузом, если не больше, навалятся на нее и там. Теперь, когда случилась эта пауза с дольче витой, и будущее было предопределено, она непременно хотела получать от жизни удовольствие и наконец-то расслабиться, хотя бы эти несколько месяцев, зная, что потом фаза расслабления наступит, в лучшем случае, через год. Каждый раз поход в клуб сулил ей фиаско и очередной удар по самооценке. Даже халявные коктейли и море суши, которые она так полюбила, не выравнивали испорченное настроение от безуспешной борьбы за мужское внимание. В толпе разгоряченных танцующих людей она ощущала себя жутко одинокой, словно привидение: все видящая, но никем не видимая.
Неприятное чувство ненужности начало где-то в глубине души грызть Татьяну. Вспоминая все месяцы своего проживания в городе О, она пришла к выводу, что все это время она была лишь каким-то никому не нужным субъектом, живущим в центрифуге, центробежная сила которой давно прибила ее к стене и удерживала от социальной жизни и признания со стороны общества. Сначала она пыталась оправдать свой вдруг раскрывшийся статус изгоя занятостью на нескольких работах и продвижением к своей цели. Это объяснение дало ей успокоение на несколько дней. Но потом вновь ее охватывала тоска по прошлой жизни в кругу любящей мамы, сестры, друзей-готов, многочисленных поклонников, которые ежедневно давали ей уверенность в своем превосходстве и неотразимости, с которыми она могла говорить на все возможные темы, самыми вычурными речевыми оборотами и не казаться «странной». Эта жизнь безжалостно контрастировала с ее жизнью в новом городе, где она всюду была не ко двору, где люди шарахались от нее сначала из-за обилия черного цвета, а потом от неприкрытого интеллекта, и где она даже у самого неприметного парнишки не вызывала никакого интереса и влечения. А что, если так будет всегда? А что, если она была счастлива только на своей родине в кругу «своей» компании, где ее принимали и любили такой, какая она есть. А что, если она, какая есть, «не формат» и чтобы добиться успеха ей придется притворяться кем-то другим, кем она не является? Не удовлетворенная потребность «быть нужной кому-то» накрыла Татьяну депрессивным настроением, и ее чувство самоценности и важности разбилось на мелкие осколки об открывшуюся реальность после высадки из центрифуги.