— Знакомое лицо… — задумчиво тянет Нацухи, уставившись на фотографию Карасуно в брошюре. Я мысленно фыркаю, у моего брата почти идеальная память на лица, странно, что Тобио он не узнал сразу. — Эй, Аяно, глянь сюда!
— Чего? — перевожу преувеличено скучающий взгляд на брата, а потом на разворот тоненькой брошюры.
— Девятый номер похож на того парня, который к тебе приходил. Или мне кажется? — прыскаю, только чудом не начинаю смеяться в голос. Нацухи издаёт какой-то странный звук и от этого смех начинает щекотать горло ещё сильнее.
— Это он и есть. — пожимаю плечами и перевожу взгляд обратно на площадку. Реакция Нацухи хоть и забавляет, но не приносит ровным счетом никакой пользы. Даже если он расскажет об этом Юми, а он расскажет, ничего в этом страшного нет. Скрывать уже давно нечего.
— Ясненько… — неожиданно спокойно тянет Нацухи и убирает своё высокоинтеллектуальное чтиво в рюкзак. — Встретились два монарха.
И на последний комментарий даже ничего едкого ответить не хочется. Потому что не сильно то он и не прав. Кто-то другой, наверное, не стал терпеть мои странные заскоки. А может дела обстоят намного проще и Тобио просто не обращает на них внимание. Эти странные недоотношения немного напрягают. Это не дружба, вообще никаким боком, но ведь и не отношения. По крайней мере так это должно быть. Мы расстались полтора месяца назад, но какие-то две короткие встречи вновь перевернули мою жизнь вверх дном. И самое парадоксальное в этой ситуации то, что я не особо то и против.
И если бы ещё полгода назад мне сказали, что я буду ходить на волейбольные матчи — я бы рассмеялась и послала шутника куда подальше. Чтобы фигню всякую не нёс. Но сейчас я наблюдаю за игрой и совершенно не понимаю правил. И если бы под боком не было Нацухи, я бы даже не понимала что происходит и не чьей стороне очевидный перевес.
— А этот парень хорош. — Нацухи чуть присвистывает и неотрывно наблюдает за Тобио. И я, на самом деле, не могу с ним не согласится. Потому что когда он находится на площадке, я начинаю осознавать и, буквально, видеть его талант. Его жажду победы. — Как ты вообще умудрилась с ним познакомиться? Он же сто процентов из зала не вылезает.
Хмыкаю. Что верно, то верно. Тобио и правда отдаёт всего себя тренировкам и совершенствованию своих навыков. И дело даже не в том, что он гений. Просто ему нравится играть, он живёт волейболом и никакая гениальность не заменит его страсть к этой игре. Гениальность — лишь малая доля того, что помогает Тобио идти вперёд и не сдаваться.
— Врезалась в него на перемене. — пожимаю плечами и, чуть подумав, все же дополняю. — И мы часто около автомата с напитками сталкивались.
— Серьёзно? — Нацухи скептически приподнимает брови и неотрывно наблюдает за матчем. И Кагеяма только что получил мячом по лицу. Браво! Просто отлично, разбить нос, блокируя руками! — Я ожидал какой-нибудь душераздирающей истории.
— Тут все сложнее, чем ты можешь себе представить. — Тобио уводят с поля и интерес к игре тут же пропадает. Нацухи отрывается от созерцания площадки и переводит на меня вопросительный взгляд. Да только не собираюсь я делиться с ним историей о том, как пешка неожиданно стала Королем. — Но не для твоих это ушей.
Брюнет кривится и закатывает глаза. Он и так прекрасно осознает, что для наших с ним «прекрасных» отношений, такой разговор уже прогресс. Да и не хочется мне признаваться в нашей с ним схожести. Он, как и я, собственно, изначально использовал Юми как источник информации, подбирался ко мне и игрался с чувствами моей старой подруги. Игрался, игрался и доигрался. Сам не заметил, как влюбился в этот сгусток наивности и позитива. Так же поступала и я с Тобио. Игралась с ним, будто он не живой человек, а какой-то предмет, который можно изучить, принять к сведению и забыть. Заигралась и влюбилась. И если я признаю это вслух, особенно перед братом, почувствую себя как минимум униженной. Мой брат совсем не тот человек, перед которым стоит показывать свои слабости, ошибки и признавать поражения. Потому что он примет к сведению и использует против тебя. Так же, как и я сама. И когда знаешь, с кем ты имеешь дело, жить становится куда легче.
Нацухи под боком сразу после начала второго сета начинает твердить о победе Карасуно. Я слушаю его вполуха и просто наблюдаю за Тобио. Мимика, движения, жесты. То, что интересует только меня. Сейчас это совсем не тот Тобио, который примчался ко мне, как только появилась возможность. Как только узнал, что я свалилась в обморок. Сейчас на площадке совсем другой человек: спокойный и рассудительный. И я каждый чертов раз забываю — Тобио не дурак, просто не видит смысла тратить силы на что-то кроме волейбола. И будь я, наверное, чуточку зависимее от плавания, давно бы забила на учёбу.
Когда раздаётся финальный свисток, я даже ничего понять толком не успеваю. Матч, который мне казался априори тяжелым, вышел для Карасуно, наверное, самым легким и удачным. А соперник, казалось бы, непобедимый и до неприличия сильный, на деле оказался ужасно неорганизованным и распущенным. Разница идеалов и ничего большего. Карасуно хотят победить больше, чем кто-либо, а их противник веселился, будто это не игра на вылет, а тренировочный матч. И когда ты смотришь со стороны и анализируешь происходящее, все кажется до чертиков очевидным.
— Не поздравишь его с победой? — Нацухи приподнимает брови и смотрит с таким осуждением, что треснуть наглого мальчишку хочется.
— Для него это не победа. — фыркаю, перекинув через плечо лямку рюкзака.
— А мне так не кажется.
— Не лезь не в своё дело. — тут же ощетиниваюсь, одаривая брата самым презрительным взглядом из своего арсенала. Ненавижу когда лезут не в своё дело. Ненавижу, когда дают советы, о которых я не прошу. Ненавижу, когда меня начинает учить кто-то, кто слишком слаб и не готова пойти на жертву, ради цели. Это чистой воды унижение.
На вечерней тренировке в тренажерном зале ухожу в себя и не сразу замечаю, как меж лопаток утыкается чей-то злющий взгляд. И это — немного неожиданно — оказывается Ито. И это когда мы, вроде бы, поставили все точки над «I». И будь мне хоть чуточку больше, чем моё «плевать», я бы, быть может, даже попыталась войти в её положение. Эта девочка исправно ходит на все тренировки, остаётся на дополнительные часы и, иногда, забивает на учёбу, чтобы быть лучшей. Лучшей среди тех, кто не пошёл в «про». Она будет лучшей, но только после длинной веренице тех, кто хочет плавать на мировой арене. Веренице из талантов и законченных, упёртых до чертиков, фанатиков.
— Чего тебе? — интересуюсь, когда мы оказываемся в раздевалке. Потому что взгляд промеж лопаток начинает раздражать. От острого желания врезать за такую навязчивость зудят пальцы.
— У тебя время на стометровке баттерфляем такое же, как и у Имай на летнем турнире. — как бы между прочим замечает шатенка, но голос у неё подрагивает от напряжения. Боится. И правильно делает, потому что нельзя говорить такое тому, кого не устраивает равный с кем-то результат. Если выигрывать, то только золото; если плыть на пределе своих возможностей, то показывать только лучшее время. И это своего рода мантра для кого-то вроде меня.
— Я не гонюсь за Хиро. — отрешённо, холодно и четко. Как-будто это не фраза, отрезающая все дальнейшие вопросы, а выученная, вбитая и вырезанная на внутренней стороне черепа, истина.
— Тогда зачем ты гонишься? Ради чего?! — голос ломается, звенит прямо-таки от злости и какой-то, почти непонятной мне, обречённости. Словно все её устои пошатнулись, а осколки хрустальных замков и вовсе превратили в стеклянную крошку, сверкающую лучами призрачных надежд под полуденным солнцем.
— Даже если я скажу, ты все равно не поймёшь. — пожимаю плечами, натягивая на тело толстовку. Я бы хотела ещё и поплавать сегодня, но прошлогодний опыт даёт о себе знать и максимум, что я ещё сегодня сделаю, так это немного побегаю. — Или осудишь.