— Надеюсь, тебя это устроит. — поворачиваюсь спиной и едва нахожу в себе силы не сорваться на бег. Не унижусь. Не перед ним.
— Ты можешь и лучше. — доносится уже в спину. Ненавижу. Всей душой его ненавижу.
— Как это: лучше? — останавливаюсь, и кажется, что ядом, которым наполнен вопрос, можно убить всю префектуру. — Привести всё золото национальных?
— Почему нет?
— Потому что я не машина, а живой человек. Представь себе я тоже чувствую: голод, усталость, боль.
— Надо же, никогда не замечал. — фыркает и, даже не посмотрев в мою сторону, возвращается к книге. Тоже фыркаю, а внутри словно кислоту разлили. Все адски пылает, жжёт и, как будто, гноится. Слезы, совсем не нужные сейчас, раздражают глаза. И в голове набатом бьется лишь одна мысль: «Лишь бы добраться до комнаты.».
Не знаю, откуда во мне нашлись силы и воля, но до своей комнаты умудряюсь дойти нормально. Не срываюсь на бег или жалобный вой. И стоит двери за моей спиной закрыться, а защёлке принять горизонтальное положение, как что-то внутри обрывается. Так привычно и, почти, нормально, что сил чему-то удивляться почти не осталось. Скидываю одежду на пол и тут же падаю на кровать. Усталость наваливается почти мгновенно, голова кружится и даже лёжа появляется ощущение, будто я нахожусь в кружащем вокруг своей оси вертолёте. Так плохо, что умереть хочется. Но вместо этого просто набираю в лёгкие побольше воздуха и закрываю глаза. Под веками вспыхивают пульсирующие алые круги. Но сейчас, даже это не способно заставить меня остаться в сознание.
Просыпаюсь ближе к полудню от звонка мобильного телефона. Как обычно пытаюсь нашарить его около себя на простыни, но очень скоро понимаю, что звук приглушённый и идёт откуда-то с пола. И ведь точно, вчера я так и не вытащила его из сумки. С трудом отрываю, словно налитую свинцом, голову от подушки и поэтому почти сползаю на пол. К этому времени телефон уже замолкает, но в противовес этому почти сразу же проходит сообщение. Ещё одно. И ещё. Наконец-то дотягиваюсь до телефона и заставляю принять более менее приличный вид свою растекшуюся по полу тушку. Упираюсь спиной в каркас кровати и снимаю мобильный с блокировки. Над иконкой с вызовами горит, почти призывно, количество пропущенных звонков: «25». А дополнением идут за полсотни непрочитанных сообщений. Тяжело вздыхаю и решаю посмотреть, кто так активно названивает мне последние двенадцать часов минимум. Десять пропущенных от Юми, по два от Тобио и Кея, ещё два почему-то от Нацухи и оставшиеся девять от тренера. До проверки сообщений дойти не успеваю: телефон вновь разрывается от звонка. Звонит Андо-сан. Тяжело вздыхаю и нажав на приём, чисто интуитивно, убираю телефон подальше от уха.
— О Ками-сама, я наконец-то смог до тебя дозвониться! — сообщает мужчина на повышенных тонах и громко выдохнув начинает говорить менее громко. — Где тебя носило?
— Дома я была. — прочищаю горло, но даже после этого голос хрипит. Чувствую себя жалкой и разбитой. И страшно представить, какой мой голос, искажённый динамиком и сетью.
— Как себе чувствуешь? — голос вмиг понижается и становится до ужаса ледяным. Андо-сан всегда так делает, скорее всего неосознанно, когда, действительно, волнуется. — Апатия, усталость, сонливость, раздражительность? Есть симптомы?
Прислушиваюсь к своему организму и понимаю:
— Всего понемногу.
— Значит так: два дня отдыха от тренировок. Сегодня, завтра и послезавтра!
Закатываю глаза и киваю, как будто собеседник меня видит. Да собственно плевать; куда там идти против паровоза.
— Так, зачем звонили то?
— Ах да. — мужчина вздыхает и прочищает горло. — Со мной вчера связался агент из молодёжной сборной. — слушаю его с замиранием сердца. Кажется, уже знаю, что он скажет и сердце, словно ошалелое начинает колотиться в груди. — Тебя приняли в молодёжную сборную. Твои вчерашние результаты стали для комиссии весомым поводом для того, чтобы не ждать окончание национальных.
— Вы серьёзно? — шепчу, едва размыкая губы. В лёгких едва хватает воздуха на редкие вдохи, а сил на один единственный выдох полной грудью нет совсем.
— Разумеется. — почти физически чувствую, как он одобрительно хлопает по плечу. — И ещё. Какой-то умник снял и выложил в сеть видео, где ты обогнала Имай. Информация неофициальная, но теперь ты первая в списке на зачисление в сборную. Имай, разумеется, вторая.
Молчу, потому что от переизбытка информации и эндорфинов голова начинает болеть ещё сильнее, а сердце, того гляди, проломит ребра и побежит куда-то вдаль. Чертовски больно и хорошо одновременно.
— Нитами?
— Да…
— Отдыхай, как выйдешь, поговорим.
По ушам режут частые гудки. Телефон выпадет из ослабевших пальцев и теряется где-то в ворсе ковра. Едва нахожу в себе силы подняться на ноги и шатаясь, направляюсь к двери. Поворачиваю защёлку и стоит открыть дверь, как сразу же натыкаюсь на полный искреннего удивления взгляд. Отец. Просто стоит напротив и смотрит, как будто увидел меня впервые в жизни. Воспоминания о его вчерашней выходке все ещё свежи и сил уже нет даже на то, чтобы не кривиться при виде его лица. Я истощена. Готова признаться себе самой, что: «да» не потянула. «Да» тяжело. И «да» мне нужна поддержка, если не семьи, то кого-то из тех, кто близок со мной. Потому что брать одну медаль за другой и не оглядываться назад просто. Просто, если таких медалей две или три, но теперь, когда я замахнулась на шесть, сдаёт не организм, нет. Сдают нервы. Наружу пробирается страх. Страх, который до этого я не испытывала.
Проскакиваю мимо отца в ванную и даже не закрыв дверь, выкручиваю кран с холодной водой на полную и опускаю голову под упругие ледяные струи. Холодные капли попадают за шиворот и дрожь пробирает до самых пяток. Набираю в ладони воды, плескаю на лицо и только когда перестаю чувствовать абсолютно все, перекрываю кран. Кажется, совсем немного отпустило. Но собственное отражение пугает: волосы взъерошены, под глазами залегли темные тени, кожа неестественно бледная, а взгляд пустой. Как будто это не мне немногим ранее сказали едва ли не самую важную новость за этот год. Как будто невиданная науке машина заставила меня вернуться в своё тело годом ранее. Мысли, чувства и состояние почти идентичны. Почти отзеркалены с разницей в год. И только это маленькое «почти» заставляет зажмуриться до белых пятен под веками и, хорошенько хлопнув себя по щекам, выйти из ванной комнаты. «Почти» — только чудом заставляющее не уйти в чёрный омут с головой.
Захожу в комнату и едва удерживаю в себе разочарованный вздох. Отец сидит на краю кровати и взглядом изучает десятки наград на полках. Их так много, что не с первого раза можно посчитать их правильно. Молча стою на пороге не имея желания находится с ним в одном помещение. Отрывает взгляд от полок и встречается со мной взглядом. Кивает, как бы приглашая меня войти. Очень смешно. Иронично даже. Хотя куда там до иронии, если внутренние демоны воют и режут внутренности только от одного присутствия этого человека. Не страх, а чистая ненависть.
— Что-то хотел? — делаю шаг лишь для того, чтобы закрыть дверь и упереться лопатками в неё.
— Лишь хотел спросить. — отец встаёт на ноги и, кажется, пытается морально надавить на меня. Пытается, потому что у меня не осталось сил тягаться с ним; не сдалась, просто сейчас мне абсолютно наплевать на его попытки подавить мою волю. На мой немой вопрос отвечает чуть надменным взглядом. Сука.
— Зачем ты вернулась?
— Побеждать. Разве это не очевидно? — кивает, как будто этот ответ его устроил. Но нет, шестое чувство вопит сиреной о том, что отец припас что-то ещё.
— Если то, что я вижу: цена за победу, то возвращение стало твоей самой большой ошибкой.