— Племянница, — сказал Алан, глядя на медкарту Джулии.
— Дочка Тима?
— Да.
— Я весь внимание.
— Ей уже одиннадцать. У нее больше проблем, чем радостей, Мал, и так было с самого начала.
— Знаю. Думаешь, я не помню вашу мыльную оперу? Что изменилось? — спросил Малаки, и скрипучесть в его голосе пропала.
— К чему этот вопрос? — сказал Алан.
— Одиннадцать лет ты просто наблюдал за ней — а сейчас, должно быть, произошло что-то серьезное. Так что же, ей становится хуже?
Алан выглянул в окно:
— Пока нет.
— Но станет?
— Да. От Тима есть новости?
— Я не особо люблю разговаривать с ним о тебе, как и с тобой о нем. Понимаешь? Потом бед не оберешься. Что говорит мать девочки?
— Ей известны факты, но она закрывает на них глаза. Она…
— Вот только не говори «отказывается признавать очевидное», — пробурчал Малаки.
— Не буду, — сказал Алан. Старый наставник научил его избегать профессионального жаргона и никогда не опошлять ситуации шаблонными выражениями, которые звучали так, словно их выдрали из журнальных статей. — Но что-то вроде этого.
— Послушай, — сказал Малаки. — Ты лучший педиатр, выпущенный Гарвардом за последние двадцать лет. И для этого ребенка ты делаешь все, что в твоих силах… она в хороших руках. Вот мой взгляд на ситуацию.
— Похоже, я должен прыгнуть выше головы, — сказал Алан.
— Я уже говорил тебе, океанографом быть намного проще, — сказал Малаки дрогнувшим голосом.
— Да, и порой я жалею, что пропустил твои слова мимо ушей, — сказал Алан.
— Как она?
— Джулия? Я же сказал, она…
— Нет, я про мать. Про Диану.
Алан поежился. Сердце у него заколотилось в бешеном ритме, и на мгновение голос отказался ему повиноваться.
— Это ты спрашиваешь или кто-то другой? Он что, рядом с тобой?
— Это я спрашиваю.
— Она в порядке, — сказал Алан, осознав, что Малаки не ответил на его второй вопрос. — В полном порядке.
— Рад это слышать, — сказал Малаки. — Она-то ни в чем не виновата.
— Ты прав, — ответил Алан, ощутив, как в груди начал закипать давнишний гнев. — Не виновата.
— Паршиво, когда один брат уводит подружку у другого.
— Она не была моей подружкой, — сказал Алан. — Мы сходили только на одно свидание.
— Слова, слова — свои чувства нельзя обмануть. Тебе следовало открыться ей, когда у тебя еще был шанс. Но, чтобы не мешать им, ты отошел в сторонку и теперь расплачиваешься за это.
— Хм, — сказал Алан, рассматривая залитую морской водой пристань.
— Ты там живой, Алан?
— Я хочу разобраться с этим раз и навсегда, — сказал он.
— Разобраться? В смысле с Тимом?
— Да.
— Давно пора, — сказал Малаки. — Незачем держать все внутри и травить себя.
— Вот и конец перемирию, — сказал Алан.
— Перемирию? Это ты о чем? — спросил Малаки. — Хотелось бы узнать.
— Я понял, к чему ты клонишь, Мал, — сказал Алан. — Если увидишь Тима, если он вдруг окажется в твоем доке, передашь ему кое-что? Скажи, что я хочу поговорить с ним. Как можно скорее.
— Заметано, — ответил Малаки Кондон.
Промокший насквозь Бадди, изрыгая ругательства, захлопнул за собой входную дверь. Сидя возле щенячьей клетки, Эми читала «Энн из зеленых крыш», смотрела телевизор и намеренно не обращала на него внимание. Она слышала, как он шумел на кухне, гремя содержимым шкафчиков. Из своих ежедневных походов в гости к Джулии и Диане Эми вынесла главный урок — хорошее настроение всегда побеждало плохое.
«Пусть ругается, пусть буйствует», — думала Эми, силясь сосредоточиться на книжке, которую ей дала Диана. Она попробовала поступить так же, как и в случае с Дэвидом Бегвелом: пожалеть Бадди. Своим поведением недалекие люди вызывали лишь горькую усмешку и сожаление. Но когда Бадди направился к двери в комнату ее матери, благие намерения тут же улетучились из головы Эми.
— Не ходи туда, — сказала Эми.
— Что-что? — спросил Бадди, взявшись за дверную ручку.
— Я сказала, — Эми нервно сглотнула, — оставь мою маму в покое.
— В моем собственном доме никто не будет указывать мне, что я могу делать, а что нет, — заявил он. — Ни ты, ни твоя мать.
— Мы тоже здесь живем, — сказал Эми. Ее сердце снова гулко застучало. Чтобы набраться смелости, она пыталась вызвать в памяти лицо Дианы. Но это ей нисколько не помогло.
— Заткнись, Эми, — сказал он. — Лучше выключи телевизор, пока читаешь. Твой последний табель с отметками был хуже некуда.
Для Эми табель успеваемости оставался еще одной занозой в сердце, помимо того факта, что ее мать проводила почти все дни, зарывшись в одеяла. Сжавшись внутри, будто слизень, на которого сыпанули соли, Эми вперила в Бадди непокорный взгляд.
— Ты побил маму, — сказала она.
— Чего ты там вякнула?
— Ты сделал ей больно, — сказала Эми. — Я видела.
— Оставь разборки взрослым, — ответил Бадди. — Ты ничё в этом не понимаешь.
— Ничего, — сказала Эми, — а не ничё.
— Умничаешь, совсем как твоя мать. Эта стерва любит выпендриваться, и похоже, яблоко от яблони недалеко укатилось…
У Эми на глаза навернулись слезы. Почему какой-то засранец вроде Бадди имеет право обзывать ее мать? Как мама могла жить с ним под одной крышей — и подвергать Эми таким унижениям? Действия опередили ее мысли, она вскочила на ноги и подбежала к нему.
— Не смей так говорить о ней.
— Ты же слышала, как прошлой ночью она распевала «У тебя появился друг», будто у нее есть голос. Она тупая корова, вот кто. Устроила тут караоке.
— Это их с папой любимая песня! — крикнула Эми, и в ее глазах полыхнул гнев.
По ошеломленному выражению лица Бадди Эми поняла, что он только сейчас узнал об этом. Он схватил Эми за руку и сильно сжал. Его отвратительное лицо словно скукожилось — губы, брови и щеки сошлись на кончике его носа.
— Хочешь проучить меня? — спросил он. — Давай посмотрим, как тебе самой это понравится.
Раньше Бадди даже пальцем не прикасался к ней. Он поволок ее за руку через комнату. Эми закричала, но Бадди просто бросил ее рядом со щенячьей клеткой и открыл дверцу. Забившись в угол, пес смотрел на него полными ужаса глазами. Бадди вытащил его из клетки и швырнул на пол.
— Бадди, пожалуйста, — раздался слабый, дрожавший от страха голос матери Эми. — Оставь ее…
— Нюхай, нюхай, — сказал Бадди, сунув Эми лицом в выложенный газетными обрезками собачий туалет. — Что, нравится? Будешь еще выступать?
Мать Эми с криками повисла на руке Бадди, саму Эми вырвало, она кашляла и плакала. Резкий запах перебил ей дыхание, жег глаза и горло. Наверное, щенок в панике нагадил на ковер, потому что в следующее мгновение Бадди отпустил шею Эми и принялся пинать пса.
— Чертов сукин сын, — взревел он. — Долбаное сраное животное. Ты никчемная шелудивая шавка — дайте мне мешок. Быстро дайте мне мешок.
Мать Эми побежала за ним на кухню. Эми размазывала по лицу слезы, рвоту и собачью мочу. Ее мама умоляла его успокоиться, но взбешенный Бадди рвал и метал в кладовке, ища там хозяйственный мешок. Как только Эми поняла, что он собрался утопить пса, мысли ее приобрели кристальную чистоту.
Щенок спрятался под кроватью. Пройдя за ним в комнату матери, Эми сразу решила, что надо делать. Бадди, хоть и был настоящим гадом, но подбросил ей неплохую идею. Она сняла с одной из подушек пожелтевшую от грязи наволочку. Забравшись под кровать, она не стала тратить время на сладкие уговоры. Одним движением она запихнула щенка в наволочку.
Потом, пока Бадди разносил в клочья кладовку, проклиная их с матерью, отца Эми, Джеймса Тейлора и пса-сыкуна, Эми выскользнула из дома. До полусмерти напуганный щенок вертелся в мешке.
— Пойдем туда, где нам будет лучше, — успокаивала она щенка, пока он бился головой об ее спину. — Намного, намного лучше.
Щенок визжал и извивался. Используя свои острые когти, он, словно ленивец на дерево, пытался взобраться на Эми. Ничего не видя, он щелкал челюстями и случайно задел ее плечо и голову. В спешке она забыла прихватить куртку или шляпу. Она неслась босиком, а подошвы ног у нее еще не огрубели от прогулок по песчаным пляжам.
Она услышала пронзительный скрип покрышек. Бадди всегда газовал на полную, когда злился. Срезав путь через задние дворы, она как угорелая пробежала две улицы. Ее плечо кровоточило там, где его кусал щенок, а ноги болели. Она молча плакала. Она уже достаточно хорошо научилась скрывать слезы и не хотела, чтобы какой-нибудь сердобольный сосед отвез ее обратно домой.
Из-за угла навстречу Эми вывернула машина. Это не был Бадди, потому что звук глушителя не напоминал пулемет, расстреливающий беззащитную деревню. Глаза Эми застлали слезы. Она оглянулась назад. То был грузовичок. Зеленого цвета. Со знакомыми наклейками на стекле.
— Привет, Эми, — с улыбкой сказала Диана, опустив боковое окно. — Хочешь прокатиться?
— Помоги мне, Диана, — разрыдалась Эми, широко раскинув руки и чуть не уронив на землю пса. — Помоги нам, пожалуйста!