Программу младшей и средней школы Никита Сергеевич обсудил с министрами просвещения и культуры – Афанасенко и Фурцевой. Перед разговором он сам прочитал программу и методики, и сформулировал свои идеи и пожелания.
– Я тут посмотрел в сравнении, сколько часов было отведено на изучение литературы в дореволюционном реальном училище, и в нашей советской школе в 1939 и 1956 году. Учебная нагрузка только по литературе увеличилась с 2088 часов в реальном училище до 2750 часов в 1939-м и 2788 часов в 1956-м. Примерно такая же ситуация с пением (на тот момент предмет именовался «пение», а не «музыка») – со 112 часов увеличили до 234 в 39-м, к 1956-му уменьшили до 198. В то же время количество учебных часов на рисование и черчение сократилось с 720 часов до 429 часов в 39-м и 330 часов в 56-м.
Сейчас наша страна вступила в этап научно-технической революции. Вот скажите, товарищи, что детям в жизни понадобится больше и чаще – черчение с рисованием, или пение? И не велика ли получается нагрузка на учеников в целом?
Министры переглянулись. Вопрос Первого секретаря был задан явно не случайно.
– Никита Сергеич, увеличение часов по литературе было сделано за счёт исключения из программы 704 часов религии, – Афанасенко тоже готовился к совещанию. – Так что нагрузка, конечно, возросла, но в основном – за счёт производственной практики и военного дела, а это всё-таки не столько сидение над учебниками, сколько получение практических навыков. Сейчас мы эту производственную практику постепенно заменяем на лабораторные и практические занятия по физике, химии, биологии, изучение ПДД и вождение автомобиля.
– Никита Сергеич, черчение важно для поступающих в ВУЗы, – добавила Фурцева. – То есть, для 9 и 10 классов, как у нас в программе и предусмотрено. Раньше оно ни к чему.
– Черчение имеет смысл преподавать уже с 7-8 класса, потому что даже те, кто закончит 8 классов, дальше будут приобретать профессию, пойдут на заводы. Они должны уверенно читать чертежи, оформленные по действующим стандартам, – пояснил свою позицию Хрущёв. – Чтобы научиться их читать, лучший способ – научиться чертить самим.
– В реальном училище в курсе черчения преподавали ещё и начертательную геометрию, которая и для студентов весьма сложна, тем более – для школьников, – ответил Афанасенко. – Увеличить количество часов можно, но не для усложнения программы, а для большей тренировки навыков.
– Не только для тренировки, – покачал головой Первый секретарь. – Школьников учат чертить детали. Абстрактные деревяшки. В 8-10 классе уже вполне можно учить на примере настоящих деталей, например, двигателя внутреннего сгорания. Давать понятия сборок и подсборок. Показывать тем самым непосредственную связь науки с жизнью. А то у вас получается черчение само по себе, труды и производственная практика сама по себе, никак между собой не связаны. Комплексный подход, понимаете? Дети не всегда могут сами связать одно с другим.
– Комплексный подход? – Афанасенко сделал себе пометку в блокноте. – Да, это будет полезно.
Первый секретарь отметил, что если академики, особенно Келдыш, как член Президиума ЦК, привыкли обсуждать с ним все вопросы откровенно и без лишнего пиетета, то министры обычно вели себя несколько зажато, по большей части отделываясь общим выражением согласия. Видимо, опасались за свои кресла.
– Теперь, что касается литературы, – продолжил Хрущёв. – Вы, наверное, думаете, что я человек необразованный, малограмотный, и ничего в этом не понимаю? Зря так думаете. Читать я очень люблю, особенно описания природы. Времени только мало, для чтения.
Посмотрел я ваши методики, заехал по дороге в одну школу, первую попавшуюся, поговорил с детьми и понял, почему родители и сами же учителя жалуются, что многие дети ничего не читают, – Никита Сергеевич усмехнулся. – Да потому, что школьная программа и принцип её преподавания сами же отбивают у детей всякое желание читать. А часто – и учиться вообще.
– Почему? – министры были явно удивлены.
– Потому что детям неинтересно. Дети сейчас развиваются быстрее, чем раньше. Часть детей учится читать уже в детском саду, или с родителями, осваивает простейшую арифметику, даже пробуют писать печатными буквами. Другие приходят в школу, не умея ни читать, ни писать, ни считать. Дальше вы их сажаете в один класс. Что происходит?