– О чем? – Билл курил, глядя на любимый пейзаж. В салоне было слишком жарко, пришлось открыть дверь, но одеваться было лень. Теплый ветерок приятно гулял по влажной от пота коже, смывал запахи.
– Что с вами было тогда? – провел пальцем по расслабленному прессу. – Ну, после того, как мой отец тебя избил.
– Ну, Том, когда пришел, знаешь, сказал, что все кончено, – выдыхает дым, щурясь. – Я лежал избитый, все болело... Потом, когда меня выписали, мы сразу же уехали в Берлин. О тебе Том запретил говорить, упоминать и так далее. Я видел, как он мучается, Бэти... От своего решения мучается. Ты пойми, он тебя тоже любит, просто думает, что обязан оберегать только меня, а на себя – плевать. Он согласился быть моим любовником, мы даже около двух месяцев провстречались. Ну, свидания, подарки... Только это все такой бред, Бэти... – делает последнюю затяжку, глядя на тлеющий окурок, выдыхает дым. – То, что природой является неестественно, для адекватного человека естественным не станет. Мы не смогли...
Бэтифорд поцеловал мужчину в щеку, заглядывая в его глаза, вздыхая.
– Ты был расстроен?
– Это я ему сказал, что пора завязывать. Том поддержал, но о тебе говорить так и не хотел. Я знаю, что он пытался справиться в одиночку, знаю, что страдал... Он все три года твоего имени не называл. А тут... Неделю назад вдруг сказал, что встретил тебя. Бэти, если бы он мог, он бы сожрал сам себя со всем своим дерьмом...
Билл выкинул окурок, обнимая двумя руками теплое тело брюнета. Они сидели молча еще некоторое время, пока Бэтифорд не вспомнил, что ему уже давно пора быть дома. Трюмпер довез его до ближайшей к дому остановке, попрощался, оставляя свой номер. Они договорились, что пока что ничего не станут говорить Тому об их встрече, давая время на переваривание ситуации.
24.
Том не видел брата следующие три дня, младший уезжал на работу с самого утра и мог приходить поздней ночью. Конечно, мужчина понимал, что Билл злится из-за скандала, из-за пощечины, но поделать ничего не мог. Он так же знал, что к нему сейчас без толку подходить, спрашивать, просить прощения... Хотя должен ли он просить прощение?
Внутри мужчины все переворачивалось. Он снова не понимал, почему сердце трелью бьется только от одной мысли о кареглазом парне. Бэтифорд будто во второй раз влюбил его в себя, крадучись пробрался в его побитое временем сердце и нагло устроился в нем. Тому было страшно думать о том, что он на самом деле мог влюбиться, растормошить все то, что прятал эти долгие годы. Теперь ему каждые двадцать минут на ум приходили коварные мыслишки: найти парня, признаться, правда, пока не совсем понятно в чем.
Том любит брата и ему этого должно быть достаточно. Брат – последнее и единственное, что осталось от целой семьи. Он считал, что априори не может любить кого-то еще, кроме брата. Томас по натуре своей был верным до конца, и любовь к брату не могла делиться на двоих. Но его мучили те мысли, что приходят к нему стабильно вот уже чуть больше недели. А что если брат - это не тот человек, которого стоит так слепо любить? То есть, что если он не один? Ведь к Бэтифорду тоже что-то есть... Всегда было. Возможно, что всегда.
За последние несколько лет из двоих братьев адаптироваться к нынешней жизни смог только младший. Нет, дело не в том, что когда-то случилась история с Бэтифордом, даже не в том, что Том запрещал себе произносить его имя, дело было в другом... То лето сломало его. По настоящему сломало. Том перенес смерть родителей, признание брата и то самое лето... И каждое из этих событий далось нелегко, но только последнее сломало его. Том в один миг принял решение – расстаться с мальчишкой, унизить, обидеть до глубины души и растоптать. Это случилось само собой без каких-либо глубоких раздумий, мужчина ведь был напуган, боялся за брата, боялся за его здоровье и за то, что их могут посадить. Любовь к брату и огромное желание защищать его – вот, что подтолкнуло его к тому решению, которое его потом и добьет. Отказаться от Бэтифорда было не сложно, было сложно идти вразрез со своими желаниями... Том сломался. Он все так же ухаживал за братом после его выписки, обещал быть рядом, любить, но внутри его кипел чан с тоской по юному мальчишке. Ему приходилось быть с Биллом, тем самым часто обманывать его в том, что ничего страшного не произошло, а дальше все точно будет хорошо. А младший наверно все видел, ведь в один день он просто попросил остановиться, перестать играть друг для друга этот затянувшийся спектакль. Том тогда был очень благодарен младшему за этот шаг.
А потом начались проблемы на работе, и Том с головой ушел в нее, решая их. Так прошел первый год. Чувства к мальчишке, чье имя мужчина не произносил в слух ни разу, теплились где-то внутри, но оставались под запретом разглашения. Билл не раз пытался поговорить об этом, но успеха так и не добился. Редкий секс между ними все-таки случался, но был он каким-то неинтересным, да и больше походил на обычный выброс эмоций.
Переезд в Лос-Анджелес стал спонтанным, но вместе с тем кое-что изменил в жизни обоих мужчин. Том снова занялся автомастерскими, заправками и небольшими закусочными, а Билл расширил свой бизнес и теперь занимался не только поиском моделей, но и выпускал несколько собственных линий одежды. В мире моды он ощущал себя, словно рыба в воде, и быстро адаптировался к новым условиям жизни. Том же чувствовал себя в этом огромном городе чужим и долгое время не мог найти подходящий для себя круг общения. А потом, так же спонтанно, как и переезд, Том решил пересесть с автомобиля на мотоцикл, а вместе с этими изменениями пришли и новые знакомые. Стало немного легче...
– Я вам уже говорил о том, чтобы вы катились на все четыре стороны? – Билл вошел в гостиную, не обращая на брата никакого внимания. – Так вот, я вам повторяю: катитесь на все четыре стороны! За такую цену я сам слетаю в Африку и соберу этот самый бамбук, ясно?! – он начал стягивать с себя футболку, пытаясь не отрывать телефон от уха. – Что значит, не растет бамбук в Африке? Это вы меня сейчас тупым назвали? – сел на диван, стаскивая с ног джинсы. – Я все сказал! Катитесь на все четыре стороны!
Билл откинул трубку на кофейный столик и откинулся на спинку дивана. Том щелкнул пультом и выключил телевизор, глядя на брата. Младший сидел с закрытыми глазами и как-то резко выдыхал. Ресницы подрагивали, а толстые бровки хмурились.