Хорошо хоть, он помнил номер дома — 35. Не без удивления он обнаружил, что это гостиница, хотя и дешевенькая. Распахнутые парадные двери были верной приметой таких заведений в любом европейском городе. Он огляделся — район этот он помнил смутно. С ним были связаны полузабытые чувства и воспоминания о занятиях в Британском музее, учебе, мирной жизни, любви. Улица выходила на большую площадь — вдали чернели прихваченные морозцем деревья, виднелись фантастические купола какого-то огромного отеля, реклама, приглашавшая посетить «Русские бани». Д. вошел в подъезд и нажал кнопку звонка рядом со стеклянной дверью. Где-то в глубине часы пробили шесть раз.
За дверью показалось остренькое, изможденное личико девчушки лет четырнадцати.
— У вас для меня заказан номер. Моя фамилия — Д.
— А мы вас вчера вечером ждали, — сказала девочка. Она торопилась завязать фартук с бантиком. Глаза у нее были сонные. Он догадался, что в ушах у нее еще дребезжит беспощадная трель будильника.
— Ты мне только дай ключи, — сказал он мягко, — я сам поднимусь в номер.
Она с ужасом вглядывалась в его лицо.
— Попал, понимаешь, в небольшую автомобильную аварию, — объяснил он.
— Ваш номер — двадцать седьмой. На самом верху. Я вас провожу.
— Не беспокойся.
— Ах, да какое тут беспокойство. Вот когда «на часок» снимают, тогда, правда, беспокойство. Так и шастают по ночам — одни приходят, другие уходят.
Чуть не с самого рожденья жизнь этого невинного существа соседствовала с грехом.
До третьего этажа лестницу покрывала ковровая дорожка, дальше шли голые деревянные ступени. Приоткрылась какая-то дверь, выглянул индиец в цветастом домашнем халате, окинул их тяжелым взглядом, полным ностальгической тоски. Девочка, как поводырь, поднималась впереди, с трудом одолевая ступени. Дырка на пятке чулка мелькала над задником разношенной туфли. Будь ребенок постарше, он назвал бы ее неряхой, пока что на нее было просто грустно смотреть.
— Есть какое-нибудь письмо для меня? — спросил он.
— Один мужчина заходил вчера вечером. Оставил записку. — Девочка отперла дверь. — Она на умывальнике.
В комнатушке была железная кровать, стол, покрытый скатеркой с бахромой, плетеный стул, на кровати — покрывало из реденькой голубоватой ткани, застиранное и выцветшее.
— Принести вам горячей воды? — хмуро поинтересовалась девочка.
— Нет, нет, не беспокойся.
— А что на завтрак хотите? У нас обычно заказывают копченую селедку или яйца всмятку.
— Я вообще сегодня не буду завтракать. Посплю немножко.
— А хотите, я приду и вас разбужу?
— О, нет, не надо. Зачем тебе лишний раз взбираться на такую верхотуру. Я привык сам просыпаться. Так что не беспокойся.
— Так приятно обслуживать джентльмена, — с горячностью сказала девочка, — а то все эти, которые «на часок», ну, понимаете, о ком я говорю, да еще индийцы.
Ее доверие нарастало с каждым словом, на глазах превращаясь в преданность. Она была в таком возрасте, когда одним словом можно завоевать ее сердечко навеки.
— А вещи у вас есть?
— Нет.
— Хорошо, что за вас поручились. Мы не сдаем комнаты людям без багажа. Приехал без всего — не пускаем.
Его ждали два письма, засунутые за стакан для чистки зубов на полочке над умывальником. В первом он обнаружил приглашение на бланке с грифом «Центр по изучению энтернационо». Машинописный текст гласил: «Стоимость курса из тридцати уроков энтернационо — шесть гиней. Ознакомительный урок для вас назначен на 8.45 утра шестнадцатого сего месяца. Весьма надеемся, что после этого вам захочется записаться на весь курс. Если предлагаемое время вас почему-либо не устраивает, соблаговолите позвонить нам и мы перенесем занятия на любое удобное вам время». Во втором письме секретарь лорда Бендича подтверждал, что назначенная встреча состоится.
— Мне вскоре надо будет выйти по делам, а пока хотелось бы вздремнуть.
— Грелку вам принести?
— Нет, я прекрасно обойдусь без грелки.
Она взволнованно переминалась у двери.
— А еще здесь есть газовый камин со счетчиком. Знаете, как им пользоваться?
Лондон не изменился! Он вспомнил тикающий счетчик, жадно поглощавший пенсы, и его непостижимый циферблат. Долгими вечерами они вдвоем выгребали медяки, он — из кармана, она — из сумочки, покуда не оставалось ни одного, а ночь становилась все холоднее, и она уходила, не дождавшись утра. Он вдруг понял, что два года мучительные воспоминания только и ждали, чтобы наброситься на него.