Командование образованной в составе Южного фронта Приморской группы войск поставило перед нами вопрос об [57] этом еще 7 июля. Однако указания наркома ВМФ ориентировали на то, чтобы с отводом флотилии не спешить. Потом ее отход откладывался на сутки уже по просьбе армейцев. Дунайцы ушли со своего водного рубежа в ночь на 19 июля, после захвата гитлеровцами Кишинева.
Предварительно были отведены тыловые службы флотилии. Ее подвижные батареи, зенитчики и стрелковые подразделения отходили в боевых порядках 14-го корпуса. А корабли (сняв перед этим - скрытно и без потерь - всех до единого бойцов и командиров с правобережного плацдарма) с боем прорвались в Черное море. При прорыве был потерян один бронекатер, а выведено, считая и вспомогательные суда, сто вымпелов. Потери флотилии на Дунае вообще были невелики.
Прикрываемые высланными им навстречу канонерскими лодками и крейсером «Коминтерн», речные корабли к утру 20 июля добрались до Одессы, где мне довелось их встретить. Накануне я пришел туда на катере-охотнике и еще до прибытия дунайцев услышал весьма лестный отзыв об их последних боевых делах от командующего Приморской группой войск (уже преобразовывавшейся в Отдельную Приморскую армию) генерал-лейтенанта Н. Е. Чибисова. Только большая вероятность воздушных налетов противника заставила отказаться от торжественной встречи флотилии в Одесском порту - дунайцы, ушедшие с передового рубежа непобежденными, ее заслужили.
На борту флагманского монитора «Ударный» контр-адмирал Н. О. Абрамов и бригадный комиссар В. К. Беленков подробно доложили о действиях флотилии, о ее состоянии. Переход от устья Дуная в Одессу дался нелегко: мелкосидящие речные корабли для плавания по морю не предназначены, волнение в каких-нибудь четыре балла им уже опасно, а в данном случае выбирать погоду не приходилось. На относительно коротком маршруте некоторые корабли получили такие повреждения корпусов, каких не имели в боях.
На «Ударном» и других кораблях я долго беседовал с краснофлотцами. Конечно, их не мог радовать вынужденный отход с реки, именем которой называлась флотилия. Но сделанным там моряки гордились и верили, что еще вернутся на Дунай. А я заверил их, что флотилия, где бы ей ни пришлось действовать в ближайшее время, будет по-прежнему называться Дунайской.
Было решено, что основная часть ее кораблей на следующий же день отправится в Николаев, чтобы пройти срочный ремонт. Бывшие погранкатера, включенные в состав флотилии [58] с началом войны, и некоторые другие малые корабли, а также подвижные батареи передавались Одесской военно-морской базе.
Вскоре корабли Дунайской военной флотилии, вступившей в оперативное подчинение командующему Южным фронтом, понадобились на Буге и на Днепре.
* * *
Во второй половине июля 1941 года наша партия осуществила меры, оказавшие огромное влияние на укрепление боевой мощи армии и флота. Я имею в виду реорганизацию управлений и отделов политической пропаганды в политорганы и введение в частях, на кораблях и в соединениях военных комиссаров, а в ротах и им равных подразделениях - политических руководителей. Эта мера, как известно, была обусловлена в корне изменившейся обстановкой работы в войсках, связанной с войной.
К нам поступила директива Народного комиссара обороны СССР и Главного политического управления РККА, первый, пункт которой наставлял политработников: «Быть большевистскими комиссарами, боевыми носителями духа нашей партии, ее дисциплины, ее твердости, самоотверженности, мужества и непоколебимой воли к победе, хранить и умножать традиции комиссаров времен гражданской войны».
Все это потребовало вдумчивого подхода к расстановке кадров. Ведь не каждый начальник отдела политической пропаганды мог быть назначен комиссаром соединения. Решать эти проблемы нам активно помогал армейский комиссар 2 ранга Иван Васильевич Рогов, возглавивший Главное политическое управление Военно-Морского Флота. В эти дни он находился в Севастополе, посетил многие корабли и части, собирал политработников, разъяснял им значение Указа Президиума Верховного Совета СССР о реорганизации органов политической пропаганды и введении института военных комиссаров.
И. В. Рогов тут же, в Севастополе, назначил руководящие кадры политработников, входивших в номенклатуру Главного политического управления ВМФ и наркома.
Должен сказать, что политработники, став комиссарами, самоотверженно выполняли порученное дело, сплачивали моряков, увлекали их на ратный подвиг. Я не помню случая, чтобы кто-нибудь из них хотя бы на какой-то момент смалодушничал. Их место всегда было впереди, и об этом еще не раз пойдет речь в моих записках. [59]
В этой главе, посвященной началу боевых действий на Черноморском театре, не очень много говорилось о крупных надводных кораблях, об эскадре и почти ничего - о подводниках. Главные боевые дела и тех и других были впереди.
К началу войны две черноморские бригады подводных лодок и отдельный учебный дивизион (который сразу же перестал быть учебным) насчитывали 47 подводных кораблей. Подлодки, как я уже сказал, стали выходить в боевые походы с 22 июня. Это были глаза и уши флота в отдаленных районах моря, где подводники несли дозор, в том числе противодесантный, вели разведку. Но основной их задачей являлось пресечение морских перевозок противника, для чего мы держали по нескольку лодок на позициях в западной части моря. Однако целей для атак они там довольно долго не встречали - сперва противник мало пользовался морскими путями, у его берегов появлялись лишь небольшие суда, державшиеся на недоступном для лодок мелководье.
Первую победу вписала в боевой счет черноморских подводников подлодка «Щ-211», которой командовал капитан-лейтенант А. Д. Девятко. 15 августа она потопила на подходах к Констанце крупный военный транспорт. Этот же экипаж успешно выполнил ответственное спецзадание, скрытно высадив вблизи Варны группу болгарских коммунистов, возвращавшихся из эмиграции на родину для подпольной борьбы против немецко-фашистских поработителей.
Корабли эскадры, оснащенные мощным артиллерийским и торпедным оружием, мы готовили в мирное время к морским боям с равноценным или даже превосходящим по силе противником, к действиям против флота коалиции агрессоров, появление которого по нашу сторону Босфора было вполне возможным. Вместе с тем в планах боевой подготовки артиллерийских кораблей всегда отводилось место и стрельбам по сухопутным целям. И поскольку гитлеровцы сделали ставку на захват наших военно-морских баз с суши, такое использование корабельной артиллерии, как и береговой, стало в ходе войны главным. Но что так это будет, определилось не сразу.
В начале войны многие корабли, включая и крейсера, были заняты минными постановками. Все больших усилий требовала защита наших морских перевозок (сперва - от вражеских мин и ударов с воздуха, а потом - и от атак подлодок, торпедных катеров). 28 июня нарком ВМФ приказал считать обеспечение своих морских сообщений, и в первую очередь - перевозок топлива из Туапсе и Батуми, основной [60] задачей Черноморского флота. К конвоированию транспортов и танкеров стали привлекаться вслед за сторожевыми катерами и тральщиками крупные боевые корабли. В штабе флота понадобилось иметь специальный отдел, занимающийся морскими коммуникациями.
Возникла необходимость перебазировать часть кораблей из Севастополя в другие порты (рассредоточить их стало целесообразным также и ввиду систематических вражеских воздушных налетов). Базой значительной группы кораблей - двух крейсеров и трех эскадренных миноносцев - сделался Новороссийск. В Севастополе из состава эскадры остались линкор, три крейсера, лидер, семь эсминцев.
Ареной боевых действий многих кораблей, в том числе и базировавшихся на Кавказе, предстояло вскоре стать прифронтовому северо-западному району Черного моря. [61]
Глава третья.