5 января специально сформированный в Севастополе батальон морской пехоты под командованием капитана Г. К. Бузинова был высажен в порту Евпатории. В десант включили группу побывавших недавно в этом городе бойцов разведотряда во главе с капитаном В. В. Топчиевым.
Враг оказал десантникам сильное противодействие. Обстановку еще более осложнил разыгравшийся шторм. В самом начале боя погиб командир высадки, то есть непосредственный руководитель десантной операции капитан 2 ранга Н. В. Буслаев, в подчинении которого находились и участвовавшие в ней корабли - базовый тральщик «Взрыватель», буксир и семь сторожевых катеров. Несмотря на это, десантники, овладев портом и уничтожив несколько неприятельских батарей, успешно продвигались в глубь города. За несколько часов они заняли примерно половину Евпатории. К морским пехотинцам присоединялись поднявшиеся против оккупантов местные жители и скрывавшиеся у них советские бойцы из подразделений, попавших в окружение осенью. От фашистов очищался квартал за кварталом.
Тем временем стало известно, что готовившееся наступление наших войск с Керченского полуострова (к его началу был приурочен десант) откладывается. Как видно из немецких документов, гитлеровцы, ожидая наступления из района Феодосии, подтягивали туда резервы, которые теперь были брошены против десантников.
«Хотя обстановка на феодосийском участке была очень серьезной, - признает Манштейн в своих воспоминаниях, - командование армии вынуждено было все-таки решиться на то, чтобы повернуть первый же направлявшийся туда на автомашинах с южного фронта из-под Севастополя полк (105 пп) и послать его в Евпаторию с задачей возможно скорее уничтожить высадившиеся здесь войска… Находившиеся в распоряжении командования армии разведывательный батальон 22-й пехотной дивизии, несколько [222] батарей и 70-й саперный батальон уже ранее были направлены в Евпаторию»{33}.
Появление в городе 105-го немецкого пехотного полка с приданными ему танками и самоходными орудиями резко изменило соотношение сил в пользу противника, который и. до того имел численный перевес. Из-за шторма, оказавшегося, как назло, затяжным, мы не смогли доставить десантникам подкрепление (безуспешные попытки высадить его предпринимались в течение двух дней). У Евпатории погибли тральщик, поддерживавший высаженный батальон огнем, и два катера. Враг отрезал десант от порта и моря, связь с ним прекратилась.
Высадиться в районе Евпатории с подводной лодки и проникнуть в город для выяснения судьбы десантного батальона удалось лишь флотским разведчикам с рацией. Их донесения подтвердили, что морские пехотинцы более двух суток вели неравный бой, сражаясь до последнего человека. Судьбу героического батальона разделила и эта разведгруппа. Окруженные фашистами в одном из домов и потерявшие уже нескольких своих товарищей, разведчики передали открытым текстом, что будут отбиваться, пока есть патроны. Помочь им было невозможно. Потом вахтенный радист услышал голос возглавлявшего группу батальонного комиссара Ульяна Андреевича Латышева и записал его слова: «Мы подрываемся на своих гранатах. Прощайте!…»
После гитлеровцы объявили, что в Евпатории расстреляно 1308 «партизан». Вот каких масштабов расправу учинили оккупанты над жителями города - убили их почти втрое больше, чем пало в бою десантников.
В начале января в Севастополе вновь находился несколько дней заместитель наркома и начальник Главного политуправления ВМФ армейский комиссар 2 ранга И. В. Рогов. Он разделил с нами переживания, связанные с неудачным евпаторийским десантом.
Рогов побывал во многих частях СОР. Его интересовали состояние войск после отражения декабрьского штурма, настроение бойцов и командиров, их осведомленность о положении на фронтах, где Красная Армия нанесла врагу за последние недели ряд сокрушительных ударов. Сопровождая армейского комиссара, я был свидетелем его оживленных бесед с морскими пехотинцами, летчиками, артиллеристами. [223]
Помню, на 35-й береговой батарее краснофлотцы рассказали Рогову о том, что их товарищи, ушедшие в самые трудные дни декабря в морскую пехоту, сейчас сидят в окопах, отбитых у немцев. При этом был упомянут старший сержант Борис Мельник - он отличился в недавних боях, лично уничтожил больше двух десятков гитлеровцев в штыковых контратаках, а к тому времени уже командовал ротой.
- Мельник? - переспросил Иван Васильевич. - Это который борец? Как же, знаю его.
Артиллеристов обрадовало, что заместителю наркома известен их любимец, популярный среди черноморцев спортсмен. На батарее гордились его победами на флотских спартакиадах, а теперь и боевыми подвигами.
Много внимания уделил начальник Главного политуправления ВМФ опыту политической работы в дни декабрьских боев, тому, как показали себя в это время политорганы, комиссары, партийные и комсомольские вожаки. Геройскому военкому 7-й бригады морской пехоты Н. Е. Ехлакову он присвоил внеочередное воинское звание. В трудные декабрьские дни Николай Евдокимович Ехлаков был в бригаде и комиссаром и командиром, успешно справился с временно возложенными на него обязанностями раненого комбрига Е. И. Жидилова. А Василий Степанович Коптелов - недавно еще политрук, а теперь батальонный комиссар - был назначен вместо погибшего в Евпатории У. А. Латышева. В прошлом корабельный политработник, Коптелов, будучи политруком краснофлотского отряда, влитого в Чапаевскую дивизию, отлично зарекомендовал себя в боях под Одессой, а потом у Ишуньских позиций, был неоднократно ранен, имел уже орден Красного Знамени. Послав его в разведотряд, мы не ошиблись.
Полгода спустя, на состоявшемся в июле 1942 года совещании по вопросам политического обеспечения боевых действий флотов, И. В. Рогов отмечал:
«В период второго штурма Севастополя стало совершенно очевидным, что политработники не только сумели воспитать у краснофлотцев непоколебимую стойкость и дисциплину, храбрость и мужество, жгучую ненависть к фашистам и безграничную преданность партии, любовь к командирам, готовность пожертвовать собой, но и обеспечить выполнение боевого приказа. Политработники являли собой образец стойкости, храбрости и бесстрашия в бою». [224]
Осмыслив уроки высадки в Евпатории, Военный совет флота 10 января доложил командованию фронта, что малочисленные по составу морские десанты успеха иметь не будут, так как противник, учтя опыт Керчи и Феодосии, усилил оборону десантоопасных участков побережья и в состоянии уничтожить такие десанты до того, как они смогут соединиться с нашими войсками. Мы указывали также на нехватку кораблей (многие, поврежденные в боях, стояли в ремонте; из крейсеров оставались в строю два, из эсминцев - пять), на необходимость обеспечивать крупные перевозки в Крым, конвоирование транспортов. Ввиду всего этого Военный совет просил ограничить поддержку сухопутных войск с моря действиями корабельной артиллерии в ночное время, а дальнейшие десанты сейчас не планировать.
Наши соображения в какой-то мере были приняты во внимание, но полностью отказаться от тактических десантов в ближние тылы противника командование фронта не считало возможным. К некоторым уже велась подготовка, и об отмене их вопроса стоять не могло. На очереди был новый, уже второй, десант в районе Судака.
Первый удалось высадить там без особых осложнений еще в ночь на 6 января. Правда, из-за штормовой погоды пришлось, на ходу перестроив план, отказаться от использования сторожевых катеров. Однако командир эсминца «Способный», на борту которого находилось подразделение горнострелкового полка, капитан 3 ранга Е. А. Козлов нашел у мыса Чеканного достаточно защищенное от волн место, чтобы переправить десантников на берег на малом корабельном катере и шлюпках. Место оказалось выгодным и в том отношении, что гитлеровцы совершенно не ожидали там десанта. Передовой отряд 226-го горнострелкового полка майора Селихова - 218 человек - практически беспрепятственно проник во вражеские тылы. Это было редкой для тогдашней обстановки в Крыму удачей.