Вместо того чтобы подняться и уйти, она взглянула мне в глаза.
– Знаю, – сказала она и, наконец, приступила к своей еде.
ДЕВЯТЬ
Я провалила свое первое задание в качестве вожатого–ученика на вчерашнем маршруте. Я не хотела повторять это на второй день.
Я проснулась в 5 утра, раньше, чем прозвенел будильник. В моей голове крутились образы людей, падающих со своих плотов прямо в реку. Я не могла забыть голос Кэллама, и те слова, что он сказал туристам на лужайке в полдень, когда инструктировал их на случай опасности.
Может, вчера я и облажалась, но не сегодня. Я учусь на своих ошибках и собираюсь стать лучшим чёртовым вожатым–учеником всех времён.
Мне полагалось сесть рядом с другими вожатыми за обеденным столом в столовой. Туристы появятся только через час, когда мы подготовим все плоты и технику. Расписание было распланировано словно одна из миссий морских сил, что меня никак не успокаивало.
Когда отец принял предложение Бена, я воображала себе, что вожатый в лагере поет песни у костра, собирает браслеты из бус и играет с детьми в охоту на бекаса. Если бы я знала правду, то ни за что за это не взялась бы. Я не была готова к тому, чтобы нести ответственность за людские жизни, в то же время пытаясь узнать все плюсы и минусы этой работы.
Как и вчера, я вышла на десять минут раньше, волосы развевались на прохладном утреннем воздухе, а мои ноги покрылись мурашками. Потому мне нужно было взять у мамы утром фен и надеть кофту из шерсти, потому что я мёрзла уже второе утро подряд.
– Одежда. Хотя бы попробуй носить ее.
Его голос застал меня врасплох прямо перед тем, как что–то пролетело в воздухе по направлению ко мне. Огромная, тяжёлая фланелевая рубашка упала ко мне в руки. Она была мягкой, словно ее стирали тысячу раз.
На этот раз я дрожала не из–за холода.
– Спасибо? – сказала я, в то время как он подошёл ближе, и всматривалась в его неясные глаза и взлохмаченные волосы. Прямо как в то утро.
– Не стоит.
Его голос, все такой же холодный, отдаленный, к чему я быстро привыкла, заставил меня задаться вопросом: не выдумала ли я веселую и светлую сторону Кэллама.
– Уверен, что не хочешь надеть? Все нормально.
Он не поднял головы, пока застегивал липучки на своих сандалиях, но напрягся, когда я двинулась в его сторону. Так сильно он меня ненавидел. Сначала утренние шутки, а теперь ярко выраженное отвращение. Так держать. Финикс. Так. Держать.
– Если бы я не был уверен, то не дал бы ее тебе.
Он поднялся и направился к старому грузовику с прицепом, в котором находилось четыре плота.
– Нужна помощь? – мне пришлось бежать, чтобы поспевать за ним. Когда он не ответил, отвернувшись от меня, чтобы проверить связанные ремни, я кашлянула. – Что от меня требуется?
Кэллам продолжал двигаться вокруг плотов.
– Просто не лезь.
Я вздохнула. Он явно не из тех, кто простит, забудет и будет идти дальше. Я с таким не справлюсь.
– Ладно. Почему бы тебе просто не сказать, что ты хочешь, и не разделаться с этим? – я развела руками. – Я слушаю.
Я пошла вслед за ним к другой стороне грузовика и смотрела, как он проверяет ремни и затягивает их.
– Ты соврала мне. Смотрела мне прямо в лицо и врала, – он хорошенько дёрнул ремешок. – Что ещё говорить?
– Не думаешь, что «соврала» – это немного жёстко?
Кэллам косо глянул на меня. Вернее, пронзил взглядом.
– И как бы ты это назвала? «Увиливала от правды»?
– Я не сказала тебе обо всем этом не для того, чтобы подорвать твое доверие, а чтобы сохранить доверие Гарри.
Он повернулся ко мне, смотря прямо в мои глаза.
– Ну, этот план провалился.
– Несомненно, – глядела я прямо на него. – Так что ты думаешь? Кроме того, что я ужасный человек, принявший плохое решение в сложной ситуации.
– Если я не могу доверять тебе, то можешь уволиться прямо сейчас, – не моргнул он.
– Да, может и уволюсь. Особенно, если ты собираешься вести себя так каждый раз, когда я ошибаюсь.
Кэллам дёрнул следующий ремешок сильнее, чем следовало.
– Слушай, есть правила, придуманные не просто так. По веским причинам. Если ты им не следуешь, то да, придется покинуть эту работу.
Чем больше он говорил об увольнении, тем больше я хотела сохранить это место.
– Так ты говоришь, что письменное разрешение так важно?
Я заметила, то, как двигался его кадык, когда он сглотнул, словно пытался сглотнуть целое яблоко. Он пытался быть терпеливым со мной. Я хотела отплатить ему тем же.
– Это защищает нас от судебных разбирательств, родителей – от шока, когда они не знают, куда пропал их ребенок. И даёт нам знать, есть ли у этого ребенка особые медицинские показания. Как астма. Или угрожающая жизни аллергия.
Он впился взглядом в мои глаза.
– Так что да, разрешение так важно. Вместе со всеми правилами, что у нас есть.
Я остановилась, чтобы дать себе минуту на обдумывание этих слов.
– Оу.
– Оу, – эхом отозвался он, словно понял, что его слова дошли до меня.
– Мне жаль, – я закусила губу, чувствуя себя ужасным человеком. – Я и не думала. Не понимала, почему это так важно.
– Я доверял тебе вчера. Но сегодня ты в минусе, – ответил он. – Что собираешься делать?
Я заерзала.
– Вернуть твое доверие?
Секунду он наблюдал за мной. А я за ним. Этим утром, в таком свете, его глаза были больше зелёными, чем карими.
– Ну ладно. Твое счастье, что я верю во второй шанс.
Кэллам махнул рукой в сторону прислоненных к гаражу весел.
– Почему бы тебе не сложить их в кузов?
– Уже выполняю, – сказала я, начав работать.
Неужели он простил меня? Он реально просто поверил мне на слово и дал ещё один шанс? Я не собиралась шататься вокруг него, чтобы он изменил свое мнение.
Я начала работать, так как там было, по меньшей мере, несколько дюжин весел. Едва я взяла одно из них, как они все упали на землю. Великолепно.
– Почему этот лагерь так ненавидит меня? – тяжело вздохнула я, задаваясь вопросом, был ли прав Кэллам в том, что мне пора уволиться. В любом случае я, кажется, ничего не могла сделать нормально.
Я ожидала, что он вздохнет и прочитает мне лекцию, но услышала кое–что другое. Смех.
Он смеялся надо мной? Когда я повернулась, чтобы проверить, он прикрывал рот, словно пытался спрятать свою улыбку.
– Ведешь себя, как придурок, – крикнула я.
– Знаю, – продолжал смеяться Кэллам.
Хруст гравия привлек мое внимание. Кэллам больше не улыбался.
– Все в порядке? Думаю, я слышал смех, – крикнул кто–то.
– Или звуки изощрённых пыток, – ответил другой.
Кэллам кивнул в сторону людей, направляющихся к нам. Надпись на их футболках дала понять, что это товарищи–вожатые.
– Какая разница.
– Что скажешь, новенькая? Смех или звук пыток? Может, смех, похожий на звуки мучительных пыток? – спросил один из двух парней, легонько толкнув локтем третьего вожатого – девушку, такую же уставшую и с красными глазами, как у Кэллама.
– Я собираюсь выполнить свою работу аккуратно и ничего не говорить, – ответила я, дёрнув один из ремешков так, будто я знала, что делаю.
– Перестаньте усложнять ей жизнь, – зевнула девушка и потянулась. – Ответит так, выведет своего начальника из себя. Если по–другому, то отдалит нас от себя. Дайте ей передышку. Сейчас едва ли семь утра.
Она устало улыбнулась мне, словно мы как–то оказались на одной стороне.
– Кстати, я Наоми. Этот парень, которого можно побить здоровенной палкой, и она сломается, Эван. А тот, что ещё уродливее, рядом с ним – Этан.
Наоми была одной из тех девушек в стиле бохо–шик. Она выглядела так, словно днём собиралась спасать мир, а вечером – пройтись по подиуму: поразительная прическа, поразительная улыбка, да и все остальное, но не в кричащей манере. Она уже мне нравилась.
Я получше вгляделась в парней. Они были близнецами. Может, одеты они были и по–разному: первый выглядел более дерзко, а второй, как типичная футбольная звезда; волосы первого были, несомненно, тщательно и ловко уложены, в то время как у качка они были очень короткими. Но лица их были одинаковыми: безупречная загорелая кожа, широко посаженные голубые глаза с длинными ресницами и выдающиеся скулы. Хорошо, что они оба были сложены как парочка гладиаторов, дабы уравновесить такие симпатичные лица.