Доверие [первый вариант]
Кто подлинно любит людей, тот навлекает на себя их ненависть; ибо из любви к людям приходится совершать поступки, оправдываемые только этой любовью; без неё они были бы немыслимым преступлением.
...Иной человек трудится мудро, сознанием и успехом, и умерев, должен отдать всё человеку, не трудившемуся в том, как бы часть его. И это — суета и зло великое!
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Коммунисты считают презренным делом скрывать свои взгляды и намерения.
В распахнутое настежь окно медленно тёк тёплый, влажный ветер, колыхал штору, и она переливалась тёмно-синими волнами, придавая комнате ирреальный вид. Издалека доносились музыка и молодые смешливые голоса, приглушённые поднимающимся от бассейна вечерним туманом; кто-то пел, кто-то подпевал невпопад. В углу, черно грозя отвернувшими пасти львиными мордами, теплился экзотический светильник а-ля Дарай-авауш, от него тянуло чуть душным, сладковатым и чувственным запахом.
Стереовизор сиял экраном. Председатель Комиссии по переселению Чанаргван, вырубленный из темы лучами плазменных прожекторов, ухватившийся могучими руками за парапет нависшей над Площадью террасы, говорил, и две его тени громоздились у него за спиной, на стене здания Совета. Усиленный микрофонами, необьятный голос божественно сотрясал ночной воздух, овевая десятки тысяч воздетых к террасе лиц — там, за рамкой экрана.
Двое мужчин и женщина в комнате слушали.
— Новый триумф земной цивилизации не за горами! Настала пора, когда человечество выкуклится из рамок Солнечной системы, и, разрастаясь, потечёт дальше, к звёздам, среди которых будет жить! Начинается новый, величайший этап истории!
Снизу взлетели бушующие волны аплодисментов. Чанаргван улыбнулся.
— Мы стоим за то, — сказал он, рёвом микрофонов перекрывая рёв оваций, — чтобы грядущие поколения никогда не знали ужасов перенаселения, скученности, нарушения экологического баланса. Гигантское предприятие, начатое с колоссальным напряжением сил, успешно развивается! Сегодня стартовал один корабль, первый; следом за ним уйдут тысячи других. Мы знаем свои силы, свои возможности и поэтому с уверенностью смотрим в будущее. Мы уверены — оно прекрасно!
Один из мужчин, сидящей на полу у ног женщины, погладил свою великолепную бороду и попросил:
— Убавь, Бенки...
Второй, чуть скалясь улыбкой, потянулся к стереовизору и сделал тише.
— Вот спасибо, — сказал бородатый.
Бенки оскалился шире и резко склонил голову, так что прямые светлые волосы упали ему на глаза. Он сидел боком к экрану, и глазницы, обрамлённые тонкой пылающей оправой очков, оставались беспросветно чёрными, а зубы холодно блестели, словно это череп ехидничал в смертном веселье.
— Я слышала, Чанаргван не слишком дельный администратор, — произнесла женщина, ни к кому не обращаясь. Её тонкая, точёная рука сползла на курчавую голову бородатого и принялась равнодушно, расслабленно копошиться в его волосах. Это была ласка. — Он навсегда останется адмиралом Звёздного флота, не больше.
— Что мы знаем, душа моя, — ответил Бенки.
— Но я определенно слышала. — возразила женщина. — Ты же знаешь, я всегда отвечаю за свои слова.
— Все отвечают за свои слова, — ответил Бенки. — Но все по-разному.
— Ты несносен, как обычно.
— То ли ещё будет, Мэриэн. Женщина встала.
— Хотите ещё чаю, мальчики? — спросила она гостеприимным голосом.
— Конечно, — ответил Бенки. — Я удивительно люблю, когда за мной ухаживают.
Мэриэн кивнула; перешагнув через ноги бородатого, подошла к стене, обернулась:
— Бенки, неужели ты так и не женился после всего?
Бенки, сверкнув очками, повернул голову к ней. Стереовизор морозно пылал в пряном мраке комнаты. Чанаргван говорил.
— После чего всего? — спокойно спросил Бенки.
— После того, как я ушла.
— Многократно.
— Вот бы не подумала, — проговорила Мэриэн.
— Ты не могла бы, душа моя, взять тоном мягче?
— Бенчик, ты же знаешь, я что думаю, то и говорю. Не привыкла скрывать ни чувства свои, ни мысли.
Можно позволить себе не скрывать чувств, если их нет, подумал бородатый и хотел это сказать, но Бенки опередил его:
— Особенно прекрасно это звучит, когда вспомнишь, как ты полгода водила меня за нос, рассказывая о своих командировках в Антарктику, в вычислительный центр Элсуорта...
— Hv, не стоит опять об этом, — Мэриэн легко улыбнулась. — Я же обьяснила: тогда я еще не разобралась, кто мне нужнее из вас. Как ты не можешь понять... Да, куда это я?.. За чаем.
Стена пропустила её с лёгким ласковым звуком, будто лопнул мыльный пузырь.
Мужчины помолчали, потом бородатый сказал горько:
— Как скоро вы уже летите...
— Она добилась места в первых списках, — ответил Бенки. —Ты же знаешь, Мехрдад, как она любит быть первой.
Мехрдад покивал, потом напряг руку. Тонкая ткань рубашки натянулась на вспучившихся буграх тяжелых мышц.
— Странно, — произнес он. —Такую лошадь они отбраковывают...
— Мне говорил один знакомый врач... Дело в химизме коры Терры. Там избыток по сравнению с Землей какого-то редкого элемента — доли процента, большинство людей даже не замечает, но примерно один из пяти через несколько месяцев начинает катастрофически хиреть, вплоть до летального исхода. Потом, когда окончится горячка первого штурма, будут созданы личные фильтры, так что ты, душа моя, конечно, сможешь прилететь, но покамест там просто некогда с этим возиться. Н-ну, а то, что мы летим одним рейсом с этой... Катастрофическая случайность.
— Смотри!.. Я тебе её доверяю, белобрысый...
Мэриэн стояла, задумчиво сложив ладони у подбородка, глядя на начинающий светиться чайник. Сколько можно, думала она с тихой, привычной тоской. Два месяца — одно и то же: я тебе доверяю... ты её еще любишь?., а когда ты понял, что она уйдет?., ничего, я к вам приеду... Будто нет других тем. Как скучно. Со всеми с ними скучно, ничего настоящего, одна манная каша. Когда же хоть на Терру? Завтра. Ох, завтра! Как же я истосковалась, дожидаясь этого старта! Там будут... настоящие, сильные, злые мужчины, проламывающие себе дорогу в новом мире, который надо взнуздать, опрокинуть! Я — с ними. Я — в этом мире, тоже борюсь, тоже ломаю на грани сил... завтра! её затрясло от вожделения, от исступленного порыва, завтра... Будут трудности, бури, дикое зверьё, и люди, первопроходцы, наступающие на глотку этим бурям, лесам, наводнениям, и мне... и мне, если захотят в часы отдыха между бурями...
Вдруг что-то треснуло в душе. Мэриэн опустилась на краешек кресла, её огромные прекрасные глаза налились страхом. Да, кроме людей будут и бури, и от них некуда будет укрыться. Не на час, не на день, чтобы потом уйти, отдохнув среди катастроф от однообразия и бесцельности, а — на месяцы и годы!.. И... и звери, и... трудно будет достать еду... может, вообще не будет хватать еды! И нельзя будет принимать душ дважды в день, и негде облучать кожу... и от мужчин будет пахнуть потом... Она вдруг с жуткой ясностью почувствовала омерзительный, неприкрытый человеческий дух, и её передёрнуло. Она прижала ладони к щекам. Что же это?.. Как же я не... не думала?!
-...Наш любимый кэмп в Антарктиде закрыли, — сообщил вдруг Мехрдад. — Мне даже некуда будет поехать...
— Зачем? — бессмысленно спросил Бенки.
— Так... — Мехрдад запустил пальцы в бороду и стал дёргать ее из стороны в сторону. — Мы любили там бывать в первый год...
— А... — сказал Бенки. Поправил очки. — Это еще когда я не догадывался, что именно мой школьный товарищ... Да. Так почему же его закрыли? — спросил он с видом крайней заинтересованности.
— Не знаю. Там колоссальный квадрат запрещен для посещений, говорят, на скальных выходах обнаружили следы доледниковой цивилизации. С ума сойти! Теперь то ли снимают лед, то ли пробуравливаются к ложу, изучать... Знаешь, это километрах в пятистах к югу от берега, от места прорыва американских ОБ... — он дернулся. — Слушай, о какой чепухе мы говорим!