Мэлор слушал. Но последняя фраза Ринальдо оказалась последней каплей.
- Мне - вам верить? - заорал он. Ринальдо сморщился. - Вы тут битый час мне объясняете, как это необходимо для всеобщей пользы - всех обманывать. И после этого я буду вам верить? А ну, говорите!
Открывалась бездна, и он не мог не спрыгнуть в нее. Он был ученый. Он был землянин.
Ринальдо помассировал виски.
- Язык мой - враг мой, - пробормотал он. - Чжу-эр!
Секретарь возник на пороге мгновенно - с комбинатором наизготовку в одной руке и диктотайпом в другой.
- Проводите Мэлора Юрьевича, голубчик, - грустно произнес Ринальдо. - Я что-то притомился.
Комбинатор и диктотайп исчезли из здоровенных лап с ирреальной быстротой непонятно куда, и только карманы брюк, глянцевито отблескивающих и кожано шуршащих, стали чуть оттопыриваться. Мэлор медленно встал.
- Вы должны понимать, - проникновенно сказал Чжу-эр. - Председатель болен, разве вы не видите, как он побледнел?
- Не вижу! - с вызовом сказал Мэлор и отступил за кресло.
- Мне очень жаль, - ответил Чжу-эр и вдруг непостижимым образом распластался в воздухе, вытянулся в мгновенном прыжке на все пять метров сразу, и Мэлор вдруг понял, что стоит, скрюченный в три погибели, с небольно, но очень неудобно заломленными за спину руками. Чжу-эр попросил:
- Не надо делать резких движений, пожалуйста...
- Осторожнее, голубчик, - жалостливо произнес Ринальдо из кресла.
В таком положении Мэлор мог разве что лягаться. Но лягаться ему и в голову не пришло. Это опять было настолько дико - на него напали, ему причиняют физическое неудобство, причиняют сознательно!.. Да не может быть! Это сон... это я фильм смотрю, полисенсор, про историю, про средние века!.. Проснусь, и будет Бекки рядом, ласковая, моя, и ребята, и работа... только идею бы не забыть, как проснусь, сразу записать надо... Ну, надо просыпаться!.. Что же это?.. Куда? Вот и дверь, когда мы успели?..
Он попытался вырваться, но не знакомая его телу боль с такой силой взорвалась в плечах, что Мэлор не смог удержаться от крика. Сквозь мгновенно вздыбившийся в ушах гул и рев бунтующей против насилия крови он услышал болезненный голос Ринальдо:
- Да осторожней же!
Боль тупо пульсировала в суставах завернутых рук. Пол качался сантиметрах в сорока от носа, движение к двери прекратилось. Тогда Мэлор рванулся еще раз, и еще, и хотя совершенно четко знал, что это бессмысленно, потому что руки сидели там, за затылком, как литые, это жалкое вздергивание задом доставляло ему какое-то необычайное, невероятное наслаждение, будто оно реализовало некое новое право - право, о котором Мэлор и не подозревал, о котором ни слова не было в Конституции. Боль рвала и терзала его, и он хотел, чтобы она рвала его и терзала, ибо эта была его боль, боль неподчинения, сладкая боль свободы. Он кричал страшные ругательства, перебирая вкупе с ними всех тиранов истории, каких только мог припомнить, от Цинь Ши-хуанди до Пиночета. Ринальдо, хохлясь, забился глубоко в кресло, мышцы его судорожно, соболезнующе дергались в унисон с жалкими потугами корчащегося перед ним человека. Вот так. думал он. Как все глупо. Его же нельзя отпускать.
- Да отпусти же ты его! - не выдержал наконец Ринальдо, и Чжу-эр повиновался мгновенно. Мэлор ткнулся носом в пол, всхрюкнул, тяжело перевернулся на бок, пытаясь достать руки из-за спины. Суставы не хотели вкручиваться на место.
- Помоги, - сказал Ринальдо.
Чжу-эр решительно помог, и исступленный, бессмысленный крик, в котором оставалось уже совсем мало человеческого, вновь забился меж стен кабинета. Ринальдо взглядом указал на кресло, И Чжу-эр, как малого ребенка, подхватил Мэлора на руки и бережно усадил. Мэлор еще раз всхрюкнул и плюнул Чжу-эру в лицо. Чжу-эр выпрямился с озадаченным лицом, искательно покосился на Ринальдо. Ринальдо улыбался, глядя на Мэлора. Чжу-эр вынул из одного из бесчисленных карманов носовой платок и аккуратно утерся. Спрятал платок обратно, застегнув карман на медно, красиво блестящую молнию.
- Идите, голубчик, - сказал Ринальдо мягко. - Спасибо.
- Есть, - ответил Чжу-эр и вышел.
Ринальдо глубоко вздохнул. Хотелось лечь, задремать или не думать по крайней мере, забыть, укрывшись потеплее, грелку к ногам... и вспоминать Чари. А ведь она обещала приехать. Фу, как нехорошо я себя чувствую, опять, того и гляди, в обморок... Какой милый мальчик. Отчего нельзя просто посидеть с ним и побеседовать? Я сам всегда, ну пусть не всегда, пусть только в юности, мечтал быть вот таким, и добиваться правды... А потом понял... Что я понял? Я просто устал и оттого решил, что что-то понял.
Все равно теперь его нельзя отпускать.
- Ну что мне с вами делать? - произнес Ринальдо.
- Расстрелять, - сипло ответил Мэлор, вспоминая исторические фильмы. -Удавить в газкамере. У вас "циклон Б" применяют, или что поновее? - Голос его очень сел от койка, в горле першило. - Гады...
- Ну-ну-ну, - улыбнулся Ринальдо половиной рта. - Не надо. Вы же ученый. Вы же знаете, как иногда хочется строить умозаключения на основе поверхностных аналогий, бросающихся в глаза именно оттого, что они на поверхности. Вы же знаете, что необходимо идти к сути процесса.
- Так я-то что делаю! - попытался закричать Мэлор, но вместо этого пустил петуха и отчаянно, сухо закашлялся.
- Не сердитесь на Чжу-эра, - попросил Ринальдо. - Хотите соку? Он очень хороший секретарь. Это он застрелил Чанаргвана, вот в этом самом кабинете. Мне не удалось уговорить этого кретина застрелиться самому.
Мэлор на несколько секунд перестал дышать, челюсть его отвисла.
- Зачем? - выдохнул он потом.
- Чтобы очистить Совет. Сейчас там не нужны люди, полагающие, будто можно достигнуть нашей цели не теми средствами, которые использую я. А: они не правы и Бэ: они мешают.
- А может... может, вам оттого и кажется, что они не правы, потому что они вам просто мешают?
Ринальдо улыбнулся. Естественно, половиной.
- Нет, мой милый антифашист, - ласково произнес он. - Это не так.
- Но зачем все это?!
- Сейчас нужна организация, слаженная, как часы. Тик-так, такие времена.
- Да какие времена?! - плачуще закричал Мэлор и опять закашлялся. Он моляще сложил руки на груди. - Ну?
Ринальдо глубоко вздохнул, как перед прыжком в холодную воду. Отдать приказ убить лучшего друга легче, чем заставить себя произнести вслух...
- Солнце в стадии предновой, - печально проговорил он. Мэлор окостенел.
- У нас еще пять лет, от силы шесть, - продолжал Ринальдо, дав Мэлору чуть придти в себя. - Это не колонизация Терры, это эвакуация Земли... вернее, той части, что мы успеем, а успеем мы немного. Это подсчитано и уточнено много раз.
Ринальдо сделал паузу. Мэлор молчал.
- Восемь лет назад были проведены серии нейтринного просвечиванния Солнца. В конце концов, рассуждали наши астрономы, существует миллион теорий, объясняющих, почему там происходит синтез. Они попытались выяснить, какая именно из них верна. Верной оказалась, к сожалению, одна из довольно старых, почти забытая. Согласно ей, недостача внутренней энергии для успешного синтеза покрывается за счет нейтринного фона Метагалактики. Получилось, что невинная нейтриноскопия сломала энергетический баланс. Ну, да вам это должно быть понятнее моего. Если хотите, я запрошу для вас документацию.
Мэлор молчал, тупо глядя на потеки на стене. Ринальдо подождал, а потом заговорил снова.
- За эти восемь лет мы успели колоссально много. Разработали надежные средства гиперсветовой коммуникации. Нашли планету. Развернули агитацию. Построили колоссальный флот, растущий с каждым днем, и успешно снабжаем его горючим - а это тоже не сахар, доложу я вам, горючее для гиперсветовых кораблей... Но. Но, Мэлор. Подсчитано, что мы успеем вывезти тридцать - тридцать два процента населения Земли и сателлитов. Не больше. Силы наши не беспредельны. Мы спасаем не людей, Мэлор. Цивилизацию. Приготовлены к эвакуации два ацтекских теокалли, полтора километра китайской стены, весь Колизей, весь московский Кремль, весь Лувр, весь Версаль, весь Таджмахал, весь Эрмитаж, весь Пекинский Императорский город, все здание штаб-квартиры ООН, два музейных комплекса глобальных ракет - один из России, другой из Североамериканских Штатов... Всего памятникам культуры отдано триста рейсов. Мы воссоздадим человечество... пусть не всех, далеко не всех людей, но оно будет иметь историю, будет служить продолжением нас, а не возникнет на голом месте. Вы понимаете? Вот что мы здесь делаем. Вот что мы пытаемся сделать.