— Так точно. — ответил Чжу-эр. — Я уже знаю, к кому обращусь с этой просьбой.
— К кому же? — с искусственным интересом спросил Ринальдо. Ему еще не хотелось, чтобы Чжу-эр уходил. Пусть говорит. Обсудим частности, как будто общие черты плана больше совсем не вызывают сомнений…
— Мэриэн Камински, 28 лет. Красива, чрезвычайно темпераментна и в то же время совершенно лишена высших эмоций. Инженер-вычислитель высшего класса. Должна была лететь вчерашним рейсом, но инспирировала беременность и получила полуторагодовую отсрочку.
— Послушайте, голубчик, но как же она полетит, если получила отсрочку?
— Если она будет знать, что ей предстоит заниматься привычной ей работой в достаточно комфортабельных условиях, ей не будет никаких причин сохранять беременность.
— Вот как… Откуда вы знаете о ней?
— Видите ли, товарищ председатель комиссии… К подобному маневру прибегает около трех процентов женщин, прошедших отбраковку и в последний момент трусящих. Служба Спокойствия регистрирует все подобные случаи, но не принимает никаких пост-мер. Из этих трех процентов, однако, всего лишь двенадцать особей воспользовались помощью случайных лиц. В том числе и упомянутая мною. Меня такие типы интересуют психологически.
— Вот как. Похвально. Что же, ступайте, голубчик. Унесите нашего антифашиста — и за дело.
— Есть.
А все-таки люди — дрянь, с удовольствием подумал Ринальдо. Рассказ об этой женщине неожиданно вдруг помог ему. Бессмысленно спасать людей. Надо спасать культуру, механизм, принцип. Оставшись один, Ринальдо поднялся, не глядя на принесенный Чжу-эром сок, подошел к бару и заказал себе три бокала крепкого вина.
…Бекки вернулась на Землю в конце октября. Она не могла находиться среди тех людей, тех стен и предметов, где все помнило о нем, все дышало воспоминаниями… Жить в той каюте, где они шестнадцать дней были вместе… Она не могла.
Долгое время она не в состоянии была работать вообще. Она провела зиму на Таити, с кем-то знакомилась, пытаясь забыться, но забыться не удавалось. Боль притупилась, но не проходила. Реабилитация большинства изоляционистов, прямо не замешанных в деле саботажа, прошла мимо нее, хотя где-то на поверхности сознания она ненавидела их, их всех — ведь кто-то, какая-то мелкая сошка, случайно, не понимая, что делает и что рушит, убила Мэлора… Её Мэлора… Но это было уже не важно. Важно было, что его нет и никогда больше не будет. Она ходила на работу, ходила с работы — одна. Она сама не верила раньше, что женщина может так долго быть одна, но странное дело — все были противны. Как скудно, тускло, думала она, и синий снежок поскрипывал под каблучками ее зимних туфель, и прозрачный сиреневый парок отлетал, медленно тая, с одиноких губ. Зачем он улетел, как глупо… думала она, а золотые и оранжевые листья, печально шелестя, медленно срывались с кренящихся ветвей и устилали ее путь мягким, пахучим, шуршащим ковром. Как скудно, как пусто, и так теперь надолго, на всю жизнь… и светлый летний дождь, озаряемый сполохами близких и дальних молний, рушился ей на плечи и смывал соль с окаменевших щек…
Года через три разработали превентивную прививку, и те, кто раньше был отбракован, получили возможность принять участие в колонизации Терры. Бекки подала заявку, думая забыться среди борьбы и лишений, но ей снова не повезло. «Уникальный случай»… — перешептывались врачи. Прививка вызвала у нее ужасную и, очевидно, неизлечимую экзему. Фактически искалеченная, она вновь была принуждена остаться, чтобы работать в четверть прежней силы и лечиться всю жизнь…
Глава четвертая
Вся моя сознательная жизнь связана с Ленинским комсомолом и нашей великой ленинской партией, которые взрастили и воспитали меня таким, каким я есть.
.
Я же ничего не понимал. Ничего не знал об этом мире! А теперь узнал? Понял?
Я понял… понял, что все зависит от меня. Меня обманывали, обманывали, обманывали — теперь я имею возможность обмануть. И имею необходимость обмануть. Имею право обмануть.
Имею возможность вмешаться, имею необходимость вмешаться — значит, имею право вмешаться.
Песий бред — от меня, от Бомки, зависит судьба пятидесяти миллиардов! Да неужели ради того, чтобы выручить эти нескончаемые миллиарды от беды, от такой беды, от такого обмана и насилия, я не пойду на что угодно?