Впервые Ринальдо читал в шифровках литературные обороты. Но теперь он даже не заметил их. Свет гас неудержимо, и воздух стал твердым, он не втекал в легкие, а жесткой холодной стеной стоял перед ртом. Земля колыхалась.
— Да что же это… — выдохнул Ринальдо. — Чари!..
Он выронил сначала шифратор, потом бумажку с невыразительными пятнами, а потом сам повалился на теплую, терпко пахнущую траву Земли.
…Чари оторвала губы от руки Ринальдо, неподвижно лежавшей поверх простыни, — серой, чуть влажной, поросшей мелким серым волосом, исхлестанной синими рубцами вен, рябых сейчас от красновато-коричневых точек — следов вливаний. Обернулась на сердитый окрик матери.
— Не смей на меня кричать! — Чари давилась слезами, ее голова судорожно, злобно дернулась. — Не смей! Ты не понимаешь! Он самый добрый! Самый замечательный человек на этой поганой планете, самый нужный, я его люблю!
— Дура!! — закричала Айрис. — Истеричка! Встань сейчас же!!
— Товарищи, товарищи… — растерянно проговорил врач. — Потише же…
— Он умирает, — сказал Акимушкин, всматриваясь в серое, неподвижное лицо, опрокинутое на тонкую подушку. Веки лежащего затрепетали, но не открылись, и замерли вновь, глубоко вдавясь в глазницы, туго обтягивая глазные яблоки. На виске медленно колыхалась жила, высоко горбясь над кожей. — Помолчите вы все. Ринальдо умирает.
Чари вновь припала к его руке, ее узкие плечи затрепетали, она зажмурилась, издав странный горловой звук. Один из бесчисленных проводов, шедших к Ринальдо от бесчисленных аппаратов, стоявших вокруг, зацепился за ее локоть — врач молча отвел провод в сторону. Ринальдо лежал, как в паутине, паутина мерно гудела, что-то булькало и переливалось в аппаратах, что-то щелкало, что-то едва слышно шелестело, но он умирал.
Не умирай, думала Чари, исступленно втискиваясь раскрытыми губами в холодную, дряблую кожу. Я ведь знаю, тебе нет и пятидесяти, и этот ад кончился, все теперь хорошо, я буду с тобой, ведь дочь — это почти то же самое, что мать, не умирай… Ведь только теперь и жить…
Это не совсем так, отвечала ей дряблая кожа. Теперь-то жить и незачем. Я все сделал. Ты хорошая девочка, но мне от этого не легче. Ты — не моя цель, понимаешь?
Понимаю, кричала Чари, но ты все-таки попробуй, ведь тебе последнее время так хотелось отдохнуть, понравилось бывать у нас в саду, днем ты будешь рассказывать мне все, что захочешь, рассказывать про людей, ты ведь знаешь, что такое люди, ты ведь добрый, самый добрый, а потом, потом я тоже буду с тобой, хочешь? У меня никого не было, ни разу, совсем, я тебя люблю, только…
Спасибо, отвечала ей дряблая кожа.
Не смей умирать, думала Айрис. Ты всегда был эгоистом, ну хоть раз подумай обо мне, умерь свою жестокость, я и так уже ничего не стою; как я буду жить, если умрет человек, кому само мое существование уже причиняло боль, мне же совершенно не для чего станет жить, не умирай, не смей, я отдам тебе девчонку, ты будешь часто бывать у нас, будешь жить у нас, будешь с ней, но про меня; давай теперь так, нам обоим будет опять сладко-больно, но по-новому, я не хочу, чтобы ты умирал… Она льнула взглядом к синим, присохшим к глазным яблокам века, гипнотизировала, кричала…
Нет, отвечали ей закрытые глаза. Я вырос из возраста, когда играют в такие игры. Не торгуй дочерью, оставь ее в покое, она замечательная девочка, она еще может быть счастлива, она будет счастлива…
Не смей грубить мне, кричала Айрис, изо всех сил прижимая ладони к щекам. С каких это пор у тебя вошло в моду умирать при мне, да еще говорить колкости при этом? Ты что, забыл, с кем говоришь? Ты что, забыл, что всю жизнь безнадежно меня любишь?
Не забыл, отвечали ей закрытые глаза.
Послушайте, товарищ председатель, растерянно говорил Акимушкин, невидящими глазами уставясь в высокий лоб, изъеденный тенями. Вам нельзя умирать, это же бессмысленно, еще масса дел. Да ничего еще не кончилось! Черт меня побери, если я знаю, что делать с океанами. Течения работают, все побережье Южной Америки превратилось в пустыню, все острова Полинезии, запрещен лов рыбы во всех океанах, кроме Ледовитого и прилегающей к нему части Атлантики, где еще с прошлого века ничего не осталось… Земля на грани катастрофы, а вы умираете!