— Похерь-ка, боярин, науки на вечерок, глянь на боярыню, неделух ты ушастый… Ты хоть помнишь, которого цвету глазыньки у ладушки твоей?
— Карие, карие… — пробормотал Мэлор, пусто глядя в поверхность стола. Бекки засмеялась и показала Володе язык: у нее действительно были карие глаза. Володя стал скрести затылок.
— Вот ей-богу, имеем связь и не ловим. — вдруг внятно проговорил Мэлор и поднял лицо. — Пространственные деформации имеют не ту структуру, что мы ожидали, вот и все. Смех и слезы — переселение началось вслепую! Завтра второй корабль пойдет, сто тыщ народу, думают, что их встретят… а если задержка, заминка? Не сообщить… Спешим, спешим… Чего загорелось, не могли подождать, что ли, с этим переселением… Чую, вот-вот что-то сдвинется в мозгу, и я увижу…
— Если так пойдет, у тебя там действительно сдвинется скоро, — проговорил Володя. — Ты бы спать ложился…
— Да что ты понимаешь в колбасных обрезках!! — закричал Мэлор негодующе. — Это же дело дней!
— Ты потому и не захотел подать заявку? — тихо спросила Бекки.
— Ну, в общем… — сразу сникнув, пробормотал Мэлор.
Конечно, так ей считать удобнее, подумал он. Она ужасно не хочет, чтобы из-за нее кто-то чем-то жертвовал. Она хочет жертвовать только сама… родная моя… Чертово это переселение…
Стало тихо.
— Ну, так я пошел, — сказал опять Володя. — Доброй ночи… Столб света прыгнул из коридора и выпрыгнул обратно в коридор.
— Кофе у тебя совсем остыл, согреть? — спросила Бекки после паузы.
— Да нет, куда уж… Спать пора.
— Давай, — сразу согласилась она и стала краснеть. Пошла уже третья неделя, как она жила здесь, и все равно краснела, словно бог весть кто. — Бом… — она откинула одеяло. — А ты правда из-за этого не подал?
— Ей-богу, — Мэлор встал, ногой отпихнул валявшийся на полу рулон и подошел к Бекки. Рулон, шелестя и шлепая по полу разматывающимся концом, петляя, подкатился к двери. — Вот ей-богу, ласонька… Ведь моя же серия была на очереди, я ее полтора года добивался, ты подумай…
Она взяла его ладонь и, по-котёночьи щурясь, потерлась об нее горящим лицом.
Ослепительные звезды широко парили над едва угадываемыми в ночи крылато распростертыми кронами пальм. Сдержанно шумел невидимый океан, охвативший песчаный берег смутно мерцающей полосой сонного прибоя.
На расшатанных деревянных ступеньках древнего коттеджа, прикорнувшего под веерами листьев, сидели двое парней. Рука младшего рассеянно поглаживала эфес одной из шпаг, прислоненных к стене позади. Второй, обхватив загорелые плечи руками, глядел вверх, в глубине его глаз отражалось немеркнущее, игольчатое пламя звезд.
— Уж-жасно обидно, Дикки, — проговорил он. — Уж-жасно обидно. Прямо лететь не хочется.
Тот, что помоложе, кивнул и сложил руки на острых коленях.
— Да не умирай ты, — сказал он. — Ну, не умирай. Пошли лучше окунемся. Знаешь, как здесь здорово ночью?
— Сейчас там отпляшут, и пойдем… Вместе. Они помолчали.
— Гжесь… — позвал Дикки.
— У?
— Не хочешь идти без нее?
— Ничего не хочу без нее, — ответил Гжесь глухо. Помолчали.
— Без тебя я тоже ничего не хочу, Дикки! — почти выкрикнул Гжесь. — Я даже хотел отказаться, даже пробовал… пока не узнал, что она летит… Но там такой порядок — только если заболел вдруг, или женщина ждет ребенка… Как же это они тебя не пропустили?
— Я слышал, там что-то с кровяными тельцами, — солидно ответил Дикки. — Маленькая разница в спектре звездного излучения делает незаметное на Земле отличие смертельным там.
— Уж-жасно жалко, я просто не знаю, как буду без…
— Вам повезло, что летите оба, — сказал Дикки.
— Да, — мгновенно ответил Гжесь.
— Она знает, что ты…
— Наверно… о таком легко догадаться, тем более им… Сам я не говорил нечего, конечно…
— Почему — конечно?
Гжесь помолчал, вдумываясь, а потом растерянно улыбнулся.
— Не знаю… — пробормотал он.
С коротким резким скрипом раскрылась дверь в коттедж, на песок и на спины парней пал широкий сноп желтого света, смутно осветив стволы ближайших пальм. На пороге стояла, уперев руки в боки, девчонка; свет, бивший ей в спину, высвечивал сквозь легкое платье ее силуэт, и Дикки стал внимательно и не скрывая рассматривать этот силуэт, а Гжесь, судорожно обернувшись на миг, вновь уставился в темноту, облизывая внезапно пересохшие губы.
— Легка на помине! — сказал Дикки бодро.
— Ну да! — ответила девчонка. — Буки, сидят тут, да еще, оказывается, мне кости перемывают. Чего вы скрываетесь-то?