Рихард Хаген думал: когда за мною гнались нацисты, я тоже бежал за границу. На Запад. Сначала была Испания. Потом мировая война. Я провел ее в лагере, от первого до последнего дня. Он считал, что говорить об этом не имеет смысла.
— Ульшпергеру повезло, — продолжал Гербер, — он и выглядит хорошо. Ничего нет проще, как чувствовать недоверие к человеку, который очень хорошо выглядит и которому очень везет. Но так не годится.
— Да, не годится, — согласился Рихард.
Этой ночью — Гербер уже ушел домой — Ханни проснулась, вероятно от стука входной двери. У Рихарда внизу еще горел свет, и она решила спуститься к нему и сказать то, что ей давно уже следовало сказать теперь она твердо знала — у нее будет ребенок. Их мальчик, уже большой — они оба в нем души не чаяли, и в Коссине все считали его их сыном, — был им не родной. После лагеря Ханни думала, что никогда уже не сможет родить. Старый товарищ Рихарда Мартин уговорил ее взять ребенка, думая, что заботы о нем заглушат ее тоску. А теперь, словно за эти годы она стала совсем другой душою и телом, второй ребенок должен был появиться в их отныне радостном доме. Ханни долго молчала, потому что боялась зря взволновать Рихарда.
Сейчас, когда она, решив наконец поделиться с ним радостью, спустилась вниз, Рихард не сидел за работой или у радиоприемника, а опять шагал взад и вперед по комнате. Он нахмурился и спросил:
— Почему ты не спишь? — Это прозвучало как: «Почему ты мне мешаешь?»
Она поняла, что он сильно чем-то встревожен. Значит, не время обременять его новыми заботами, даже радостными. Она заколебалась — уйти или остаться? В ее нерешительности таился невысказанный вопрос, и Рихард, заметив это, заговорил первый:
— Раз уж ты не спишь…
— Я тебя слушаю, — отозвалась Ханни.
— Гербер тоже не понимает того, что здесь день и ночь меня мучает. Возможно, он слишком прямолинеен. А ты, можешь ли ты себе представить, что мне вдруг стало остро недоставать одного человека, хотя я никогда не думал, что этот человек нужен мне? Всю жизнь я считал, что я ему нужен, да еще как! А вышло все наоборот, это же поразительное дело!
— Ты имеешь в виду Роберта Лозе? — спросила Ханни. — Что ж тут поразительного? Ты переменился, и он тоже. Тебе сейчас нужен опыт, который он успел приобрести. Ничего плохого я в этом не вижу.
— Ничего плохого?
— Конечно. Вот если бы ты этой перемены не заметил, было бы худо.
— Есть в этих послевоенных коссинцах что-то, видимо, не до конца мне понятное. В Гарце все было точно в цехе. Каждый говорил со мной начистоту. И о важном и о всякой ерунде. Даже плохие, безразличные люди. Пожалуй, они-то и объяснили мне то, чего я не понимал. Наш завод демонтировали. Но там ведь все происходило, так сказать, в миниатюре. И я мог им объяснить. Здесь я ничего объяснить не могу. И по-моему, не коссинцы в этом виноваты, а я. Не знаю, как объяснить, и точка. Оттого, что сам толком не понимаю. Действительно ли Улих неправ, а прав мастер Цибулка? Мне еще надо кое-чему подучиться. Что же касается Роберта, то, во-первых, он прекрасно здесь сориентировался, а во-вторых, он еще и учился, правда, чему то другому, быть может, более трудному.
— Он бы и тебе посоветовал последовать его примеру.
Незадолго до переезда Вебера к Эндерсам Эрнст Крюгер после смены подошел на улице к Томасу. Поначалу несколько смущенно, а потом с горячностью, так как Томас внимательно его слушал, Эрнст сообщил, что придумал одну неплохую штуку. Но вот вычертить ее он не умеет, не поможет ли ему Томас, он ведь в этом деле разбирается, сделать чертеж в масштабе так, чтобы его можно было подать в бюро рационализации. А он со своей стороны поделится с ним премией.
— Идея твоя, — отвечал Томас, — и делиться тебе со мной нечего. Пошли, не будем откладывать дело в долгий ящик.
Он мигом понял идею Эрнста переделать бугель, о который девушки обдирали себе руки.
— Как ты думаешь, — спросил Эрнст, — сколько за это заплатят? На этот раз я ни за что не отдам деньги домой, надо хоть штаны себе купить. А может, и побольше выйдет?
— Повремени лучше со своими расчетами, — сказал Томас, — сначала надо, чтобы приняли твою заявку. Обновлять все бугели — довольно дорогое удовольствие, а ты знаешь, что у нас не очень-то любят раскошеливаться.
— Им надо только прикинуть, насколько это обойдется дешевле вечных ремонтов.
— Кто знает, — сказал Томас, желая подготовить его к возможному разочарованию, — не собираются ли у нас монтировать новую установку. Тогда бугели будут вообще не нужны.
— Пока это сделается, пройдут месяцы и расходы давно оправдаются, — настаивал Эрнст так, словно его судьба зависела от Томаса.