— Располагайся, располагайся, — здороваясь за руку, говорил Ангелия Тонков.
— Разве в такое время меняют бригадиров?
— И ты тоже как Стоил: почему? зачем? куда?.. В рамках своих прав я могу, обязан вносить изменения.
— Куда направляешь Койчева?
— На аэродром, заведовать защитой растений. Будет принимать и распределять удобрения и препараты. Как видишь, не оставим и его голодным.
— А почему не посоветовался со мной?
— Ты человек новый: то в городе, то на семинаре… Жду твоей поддержки, а не безразличия. Так, что ли, Базиса? — обратился Тонков к сидящему у окна бригадиру.
Стоил молчал. В последнее время он смотрел на Рада с недоверием, словно хотел сказать: «Ну что, испугался? Уж не решил ли ты выбросить белый флаг? Тогда нам что делать? Будь с нами, чтобы не думали такие, как Тонков, что наделены властью до скончания века».
— Петырчев учился на агронома, а Койчев пыхтит со своим церковным образованием, — добавил Ангелия.
— Большинство председателей имеют высшее образование. В таком случае твой племянник по праву должен занять твое место… Позови его сюда. Со старыми кадрами так поступать нельзя, Анчо, — промямлил Стоил Базиса.
Вошел Ваклуш Петков — расстегнутый, сердитый. Прислушался к разговору и закричал:
— Я не согласен! Не согласен Койчева перебрасывать в химический центр! Ты, Ангелия, бьешь человека прямо в сердце. Где ты найдешь лучше мастера по ранним овощам, чем Койчев?
— Хватит ваших рассуждений! Человек жив и здоров, а вы поете за упокой.
Во дворе по асфальтированной дорожке пролязгал гусеницами мощный трактор, подъехав к правлению, остановился; мотор продолжал тарахтеть на холостом ходу. Ангелия обернулся к Раду: вот то, что нам нужно. Он овладел собой, улыбнулся и, подчеркивая свое безразличие, торжественно обратился:
— Теперь — за мной! Приглашаю вас как членов комиссии. Точнее, как американских наблюдателей.
Стоил и Рад переглянулись: один затаил улыбку, другой смущенно разинул рот, показав блестящий фарфоровый зуб.
— На месте сориентируетесь, — повел их по коридору Ангелия.
Один за другим они пересекли площадь. Машина двигалась, как танк, идущий в атаку; вслед за ним, стараясь не отстать друг от друга, шли трое. Остановились у векового дуба по прозванию «Разбойник». Тракторист выскочил из кабины, наспех обернул вокруг ствола стальной трос, сел за рычаги, трос натянулся, трактор задрожал, задергался, гусеницы зарылись в землю. Дерево лишь слегка вздрагивало.
— Откуда такая крепость у этого гнилого дуба? — сказал Ангелия Тонков.
— Он что, людям мешает?..
— Не могу сказать этого.
— Оставь, — сказал Стоил. — Есть ли у тебя разрешение на такую порубку?
— «Разрешение»! «Разбойник» — рассадник всякой гадости… Старики, правда, играют под ним в кости и в карты, но они простят. Пусть сидят дома, срам глядеть — по целым дням киснут здесь и крутят усы перед молодайками… Стоп, стоп, Русен, еще один трос подай, иначе мы его не завалим.
Тракторист завел второй трос: у первого в нескольких местах лопнули нити.
— Ха, вот так, обними его, как девушку в кино, и не бойся, — одобрил Ангелия.
Машина рванулась, надсадно загудела, дерево затряслось, напуганные птицы поднялись в воздух, заволновались; с сучьев посыпались опустевшие гнезда. Рад замер в оцепенении: вот сейчас рухнет великанище. Там, где более века жили корни этого громадного дерева, откроется глубокая яма.
— Стой! — Рад вскочил на гусеницу, схватил парня за руку, лежавшую на рычаге. — Русен, отгони трактор на хозяйственный двор.
Подошел встревоженный председатель, он не мог понять, что произошло.
— Подожди, Рад! Ты чего опять… Здесь поставим памятник Лебеде. Ты что, не хочешь? На месте «Разбойника», а его выбросить за пекарню. Ты много себе позволяешь! — вскипел Ангелия, преодолев первую растерянность. — Ты не можешь так много брать на себя! Скажи спасибо, что много зевак! Не будем выяснять отношения в их присутствии, да!
— «Разбойника» надо сохранить, — сказал Рад, — а место для памятника всегда найдется.
Председатель швырнул недокуренную сигарету в сторону дуба и зашагал по дороге, потом повернулся и направился к кооперативному дому на берегу реки.
Рад и Стоил пошли на хозяйственный двор. У первого поворота им навстречу выехала на велосипеде Ягода Шилева. Несколько увядшая, но все еще приятная на вид женщина продолжала разжигать греховные страсти среди мужской половины села. Некоторые намекали, что она была не такая уж неприступная. Наибольшее зло причиняла Ягода женщинам. Задержится у какой-нибудь вечером муж, а она уже строит догадки. Однако женщины напрасно ее боялись — Ягода флиртовала только с теми, кто умел хранить тайну.