— Виноват, товарищ генерал! — ответил Тошев. — Вы были заняты, неудобно было прерывать разговор.
— Несмотря ни на что, должны были обратиться! А теперь — в добрый путь! Давать советы и наставления не буду! Жду от вас только добрых вестей…
Генерал сердечно попрощался со всеми. Только руку сына задержал, может быть, на секунду дольше. И вышел.
— Бонев, поторопись, а то поезд тронется! — подталкивая его к выходу, сказал Тошев.
— Я возвращаюсь вместе с вами, товарищ лейтенант! Увиделся со своими, немного поговорили… Чего я буду слоняться по дому?
— Крепка рука у твоего отца! — пошутил лейтенант, и в купе дружно засмеялись.
Поезд медленно тронулся, и солдаты прильнули к окну. Они увидели генерала. Он улыбался и приветливо махал рукой.
ТОПАЛ ДЖЕНДО — КАПИТАН
Третий час не смолкает мотор газика, петляющего по горным дорогам. Божидар, председатель агрокомплекса, решил, видимо, показать мне все богатства нашего края. У него хорошее настроение, вижу по глазам. Если не сводит сурово брови, не улыбается вымученно, не играет желваками, значит, хорошее настроение. Говорит без умолку. Две пятилетки председательствует. Поседел от забот и каждодневного напряженного труда, загрубело его лицо от жаркого солнца и лютого зимнего ветра, но планов — еще на две жизни.
Возвращаемся с летнего пастбища. Оно там, выше, в горах. Снег на вершинах давно растаял, и по их позеленевшим склонам бродят общественные стада.
— Да, вон там, под разбитым молнией дубом, этой зимой похоронили Топала Джендо! — говорит тихо Божидар.
— Божо, остановись! — похлопав по плечу, говорю ему. — Давай навестим дядю Джендо…
Мой друг детства прижимает машину к обочине, перегревшийся мотор чихает и глохнет. Идем, разминая затекшие ноги. Около ста метров до полянки, над которой согнулся сожженный молнией столетний дуб. Когда-то эти сто метров преодолевали одним духом, а теперь пот проступил на наших спинах.
Потоки воды подмыли холмик одинокой могилы. На потрескавшейся коре виднелась блестящая табличка из нержавеющей стали с надписью: «Здесь покоится Топал Джендо — Капитан». И только.
Присели под дубом. Помолчали. Потом собрали букет дикой герани, наломали еловых веток и положили на могилу. Ничего не говорили. Да и не было в этом необходимости. Потому что каждый человек хранит с детства в своей памяти светлый образ первого учителя. Откуда был Топал Джендо, мы, мальчишки, не знали. Не известно это было и нашим отцам. Некоторые старые люди утверждали, что в селе он появился после восстания, на ильин день. Бедный, изувеченный молоденький паренек. Подобрали его добрые люди. Кормили, одевали. И имя у него было не наше. Спрашивали мы как-то бабушку, что значит «Джендо». Она перекрестилась и говорит:
— Не знаю, сынок! Может, душа-то у него темная, как у черта[10], может, и сам пришел с того света. Разве не видишь, заметный человек…
Видный был Топал Джендо. Высокий, широкоплечий, с красивым мужественным лицом, ходил он с трудом, хромал. Или от рождения таким был, или от болезни, или был тяжело ранен, никто не знал. Он жил в горах. Вниз спускался только зимой, когда были сильные морозы, шумели метели и голодные волки рыскали по опустевшим тропам.
Молчаливым и кротким человеком был Джендо. Войдет, бывало, в корчму, снимет шапку, приветствуя всех. Его длинные волосы рассыпались по плечам белыми волнами. Сядет где-нибудь в уголке перед графинчиком красного вина и слушает рассказы других. Если с ним кто-нибудь заговорит, скажет слово-другое, а потом молча уйдет.
Но для нас, мальчишек, Топал Джендо был великим человеком. Когда скот в жару загоняли в тень, приходил и Топал Джендо. Не успеет он пригнать свое стадо, а мы уже здесь, около него.
— Васильчо! Раздали вам свидетельства? — обращался он к самому младшему из нас. — С какими оценками переходишь в следующий класс? А Иван Страцимир каким царством владел? Расскажи, а я послушаю, а то забыл что-то…
Васильчо шмыгал носом, чесал затылок, потому что от уроков по истории ничего не оставалось в его лохматой голове.
— Помоги ему, Борис! И запомните все, что это позор! Взрослыми ребятами стали, а историю Болгарии не знаете!
Так поворчит на нас и отправится к пастушьему источнику, чтобы попить холодной водицы. А мы толпой — за ним, потому что все интересные события начинались только после этого.
Он не спеша расстилал побелевший от времени грубошерстный зипун, бросал на него шапку, а сверху клал припасенную еду. Большой нож, который он постоянно носил за обмотками, подавал ближайшему к нему мальчишке: