Время близилось к полуночи, когда наконец на дороге показались люди. Саир не мог определить, сколько их, слышал только голоса. Он был уверен: Арие возвращается домой, и не одна. «У меня нет возможности передать ей приказ Караосмана, — лихорадочно соображал он. — Это риск. Выжду, когда они пройдут, нападу сзади. Мертвые молчат».
Саир приготовил пистолет, выполз к дороге и стал ждать. Прошло еще немного времени, люди подошли совсем близко. Сейчас он хорошо их видел: парень в белом костюме, тот, что танцевал с Арие, медленно вел ее, обняв за талию.
Молодые люди прошли. Саиру надо было выбраться из-под вербы и догнать их, но одна мысль остановила его: «Прежде чем стрелять, попробую все-таки в последний раз поговорить с Арие». Решив пробраться в дом попозже, после полуночи, он спрятал пистолет.
Тихо шумела Марица. Где-то наверху, у моста, забил барабан, кто-то крикнул. Вскоре мимо прошел парень в белом костюме, проводивший Арие. На втором этаже, в окне Арие, вспыхнул свет, за занавеской несколько раз промелькнул ее силуэт.
Комары уже не беспокоили Саира, и вскоре он задремал, скорчившись под вербой.
Вдруг Саир вскочил. По дороге бежала девушка, которую преследовал какой-то мужчина. Он пьяно ругался, полы его расстегнутой рубашки выбились из брюк. Девушка успела крикнуть: «Помогите!» — но мужчина настиг ее, повалил на землю и стал чем-то твердым бить по голове. Саир безотчетно бросился к ним, но мужчина успел увернуться и что есть духу побежал по дороге.
Девушка лежала в луже, тело ее казалось безжизненным. Саир склонился к ней и тут же выпрямился: кровь и грязь покрывали разбитое лицо.
Раздался резкий свисток. Саир оглянулся: с той стороны, откуда появилась девушка, бежали люди в форме. Саир швырнул пистолет в кусты. Трое милиционеров заставили его поднять руки.
Часом позже капитан Игнатов получил телеграмму следующего содержания:
«В 23.00 в двенадцати километрах восточнее моста через Марицу Саир Курталиев изнасиловал и убил Лену Станкову из Пловдива, после чего бежал в южном направлении. Примите меры к задержанию».
Телеграмма была подписана неким Запряновым.
14
На восьмой день после убийства в Пловдив прибыл судебно-медицинский эксперт доктор Кабаков. Он последним вышел из автобуса на площадь, слишком тесную для прибывающих и отъезжающих машин и людей, нанял извозчика и назвал адрес. Проехав рынок, экипаж затрясся по неровной мощеной дороге на правом берегу Марины. Теплое осеннее солнце и плавное покачивание убаюкивали доктора, устроившегося в углу старого, украшенного белыми кружевами и красными кистями экипажа. Маленькие глазки Кабакова перебегали от дома к дому, беспокойно отыскивая нужный номер.
Вскоре экипаж остановился у калитки, сколоченной из тонких планок, выкрашенных охрой. Расплатившись с извозчиком, доктор поблагодарил его и легко спрыгнул с подножки на песчаную дорогу. Глазки его так и впились в висящий на калитке некролог. Кабаков приблизился, остановился напротив уже пожелтевшего листка и заморгал удивленно: из траурной рамки на него смотрела старая вдова Зария, глаза которой как бы говорили: «Поздно явился, доктор, все кончено!»
Неподалеку на берегу какой-то мальчишка выпутывал удочку из ветвей вербы, ворча себе под нос.
— Клюет? — спросил доктор, подходя.
Маленький рыбак продолжал возиться с удочкой, только когда доктор остановился рядом, ответил:
— Не всегда.
— Точно. Рыба клюет не всегда. А когда все-таки хорошо клюет?
— Когда есть подходящая приманка, — ответил Тимчо и, подняв глаза на разговорчивого прохожего, выронил кизиловый прутик. Он вспомнил: этот человек — доктор, приезжавший в Красново, когда погиб его отец.
— Ты в этом квартале живешь? — спросил Кабаков, украдкой взглянув на двухэтажный дом с альпийской крышей.
Он порылся в саквояже, достал листок, прочел: «13.00 — осмотр больной Арие Салтаниной…»
Тимчо уже целую неделю рыбачил напротив калитки этого дома и наблюдал за каждым, кто проходил мимо и интересовался Арие или покойной вдовой. Подпоручик Занин строго наказал ему придерживаться таких правил: держаться так, чтобы никто из местных не обращал на него внимания, а появится кто из Краснова, не попадаться тому на глаза. Об этом докторе подпоручик, однако, ничего не говорил. А он вот пришел и заговорил почему-то.