— Слезай с этой проклятой телеги! — закричала она и стала рвать на себе волосы. — Слезай, это тебе мать говорит! Слышишь? Слезай, и чтоб я тебя у военных больше не видела! Скидывай эту одежду! Ты что, хочешь, чтоб тебя, как твоего отца, в реке нашли?! Тимчо, мать тебя просит!
Мальчик выдернул руку и сильно стегнул кобылу.
— Отойди, мама, — сказал он.
Телега двинулась дальше.
— Не оставлю тебя у пограничников! — Найде закусила руки, согнулась да так и осталась на дороге.
Мимо нее потянулась длинная вереница людей, они молча, опустив головы, шли за телегой, которая везла Чани в его новый белый дом. Месяц назад он сам оштукатурил его, а художник-самоучка нарисовал над лестницей оленя с гордо поднятой головой и раскинутыми прекрасными рогами.
Поздно вечером подпоручик вернулся из больницы, валясь с ног от усталости. Отвратительная, дорога, тревога за жизнь Игнатова, участившиеся провалы в работе, сильная головная боль — все свалилось на него тяжелым, гнетущим грузом. Заскочив к себе на квартиру — только побриться, — он направился в штаб.
Окошки Наны светились, но Занин прошел мимо. Село спало. Только в белом доме Чани горел свет.
Лесничий считался человеком, который не занимается политикой и даже не одобряет некоторых действий местных властей. А вообще-то, он был честным и уважаемым работником. В его руках, как говорили жители Краснова, был их хлеб. В конце апреля возле его сторожки произошла перестрелка между пограничниками и людьми Караосмана. С тех пор Чани никогда не оставался в сторожке допоздна. Неделю назад вечером он пришел в штаб к Занину и сообщил ему какие-то важные сведения. Наверное, кто-то из штаба или из сельчан видел его, кто-то шепнул Караосману или его людям… «Кто же этот «кто-то»?» — спрашивал себя подпоручик.
Перед лестницей штаба Казак чистил чьи-то сапоги.
— Рядовой, ты опять? Новая «награда»?
— Так точно! Только в армии такие «награды» бесплатно раздают!
— Как квалифицируется деятельность, вызвавшая подобную «награду»? — рассмеялся Занин.
— Деяния, выходящие за рамки того, что положено! — бойко, как на экзамене, ответил Казак.
Подпоручик, приподняв брови, все в том же шутливом тоне спросил:
— Твой отец не потерял надежды сделать из тебя адвоката?
— Еще два семестра — и сажусь в контору, господин подпоручик. Представьте себе: очередь клиентов…
— Чисти, чисти, парень! Чисти и готовься. Тебя ждет головокружительная карьера! — бросил ему Занин, взбегая по лестнице.
Подпоручик обычно подшучивал над этим солдатом, который был на пять лет старше других и лишь на два года моложе его самого, но шутки были беззлобные. Занин называл Казака «парень» или «земляк» — они были из одного края — и любил его остроумные ответы. Вот и сейчас он как-то отвлекся от невзгод пограничной жизни и, направляясь к комнате Стефанова, все еще продолжал улыбаться. Были у подпоручика далеко идущие планы — он собирался посвятить Казака в тонкости разведывательной службы. Однако до сих пор не совсем понимал, то ли парень так же несерьезен, как и его разговоры, то ли за его юморком скрываются ум и воля настоящего мужчины.
В маленькой чердачной комнатушке, служившей поручику Стефанову кабинетом, Занин застал членов группы Пармака, шумно обсуждающих какой-то список. Он поздоровался за руку со всеми. Последним пожал руку Пармаку, который спросил:
— Ну как? Опасность есть?
— Была, но врач сказал, что сейчас уже все в порядке.
— Сбежал Саир, — Стефанов подал ему телеграмму, — когда его конвоировали.
— Сбежал! — покачал головой подпоручик. В эту ночь он ожидал всего чего угодно, только не такой вести. — Понатворит теперь дел.
— Посылаем людей Пармака. Блокировали село, — сказал Стефанов.
— Ну вряд ли Саир сейчас в село явится, — возразил Занин. — Ни в коем случае нельзя оттягивать сюда силы.
— Что же тогда? — Поручик мрачно смотрел на него.
— Усилить патруль на границе. Подняли по тревоге личный состав? Господин поручик, вы замещаете командира. Прошу вас.
— Я не уверен, что надо объявлять тревогу. В оперативной обстановке такие меры не рекомендуются.
Поручик отодвинул лежащую на его столе папку, которую он бесцельно перелистывал, взялся за телефон.
— Объявите тревогу! — приказал он. — А что скажете о группах содействия?
— Займут тыловую линию под моим руководством, — ответил Занин.
Несколько человек что-то зашептали Пармаку. Он, кивнув, обратился к Стефанову: