— Сначала ты вспыхнул, Кирюша, а затем и я… Да, мы посчитали, что ракета с дефектом, проверив наличие тока в электроцепи. Вероятно, ракета взорвалась от индукционных токов, иначе быть не может. Когда проводится проверка оборудования, ток отключается. Но как исключить воздействие индукционных токов в ракете после ее пуска? Тогда может произойти взрыв ракеты в любой точке. Ответственность должен был нести я, я! Я должен был подчиниться твоему приказу, Кирюша. А те, с кинокамерами, только смущали нас.
— Я не могу работать в присутствии посторонних, — попытался сказать Кирилл. — Во всем виноват только я, товарищ майор.
— «Я, я»!.. А меня ты ни во что не ставишь? Я что, святой?
Кирилл молчал, он был страшно утомлен. Зачем вспоминать с такими подробностями об этой проклятой аварии?
— А, это вы, доктор? — сказал Галин.
Доктор Паскалева стояла и слушала их с большим вниманием.
— Я все поняла, — тихо произнесла она. — Сейчас вас мучает чувство вины, товарищ Галин? Если бы вы обгорели больше, чем Кирилл, были бы более спокойны?
— Я должен был предусмотреть все! — ответил Галин.
— Когда приходит беда, необходимо держаться за грешную землю, — сказала Паскалева.
— Да, а я лежу на кровати, до земли далековато, — проронил майор.
— Обещаю вам в скором времени предоставить такую возможность, — улыбнулась врач и вышла.
В это время новенький воскликнул:
— Значит, значит… голыми руками хватаете молнии и ракеты, как я ловлю под камнями щук и сомов! А я-то думал, вы обгорели от какого-то короткого замыкания…
Новенький открыл тумбочку, извлек из нее румяное яблоко, очистил своим перочинным ножичком и, разрезав, раздал всем по кусочку.
— Угощайтесь, друзья…
«Сегодня должна была прийти Леда, — вспомнил Галин. — Неужели что-то случилось на экзаменах?»
Вместо Леды к трем часам пришла вдруг Тона. Одета она была в белое платье, чтоб легче проникнуть в палату. Тона села на стул с сигаретой в руке, но закурить не решилась.
— Что случилось, девочка? Ты почему такая хмурая? — спрашивал Галин, протягивая руку. — Уж не больна ли ты?
Тона отрицательно покачала головой.
— Когда вы вернетесь к нам?
— Вековать здесь не собираемся… И чего ты зачастила со своими визитами? Смотри, если узнает Дана…
— Я пришла, чтобы сказать вам от имени всех: мы ждем вас, выздоравливайте скорее.
Она взяла в правую руку свободные пальцы Кирилла, а левую подала Галину.
— Признайся, — прошептал ей Галин, указав взглядом на соседнюю кровать, — ты неравнодушна к нему?
Тона с такой силой стиснула сигарету, что она рассыпалась на части.
— Здесь у вас курить не разрешается. Я принесла вам лимоны и конфеты.
— Кислое и сладкое?
— Передачу по радио о вас мы слышали… Когда Кириллу можно будет разговаривать? — спросила Тона.
— Подожди немного. Каждое сказанное им слово сейчас стоит каплю крови.
Галин не знал, что Тона все-таки успела перед этим несчастным случаем встретиться за фургонами в пшенице с Кириллом. Эта нервная, безумная встреча показалась мгновением. Она вся затрепетала, забилась в объятиях Кирилла. Клочок помятой пшеницы и серое небо были свидетелями их горячей любви.
— Эта девушка ваша родственница? — спросил новенький, когда Тона ушла.
— Больше, чем родственница, — ответил Галин.
— Смотрю я на нее — молодец девчонка, как заботится о вас… Да, словно медовая речка течет, жаль, если нет любимого.
— Она еще совсем молодая, — ответил Галин, взглянув на пальцы Кирилла. — Своего еще дождется.
Ночи с темно-алым мерцанием дежурной лампочки были особенно тягостными. Наводили на размышления о близкой смерти, о человеческой беспомощности; звонко гудел комар, в саду журчала вода. Новенький любил цветы. Его Катина приносила ему розы и георгины, а Галина мутило от них. Цветы наводили его на воспоминания о клумбах около пусковых установок, о Кирилле, лежащем среди них; а рядом с ним он. Потолок перед глазами — словно небо. Галин знал уже все трещины на нем. Вот эта трещина — молния по диагонали, ее он никогда не забудет, а дежурная электрическая лампочка — это тускло светящая луна. Однажды ночью Галину показалось, что сапожник запел, и он спросил его:
— А если бы ты был там, на площадке, и все видел своими глазами, ты бы тоже пел?
— Что, что? — испуганно переспросил сапожник.
А Галин вдруг его оборвал:
— В деревне-то в своей бываешь?