— Слушай, ты что, с неба свалился? Я что-то не заметил. Присаживайся, истребитель женских надежд. Приземляйся поживее, — шутил Ангелия. — Но прежде всего поздравляю с нашим великим праздником.
Рад не понял, на что намекает Ангелия, и удивленно посмотрел на него.
«Что, еще ничего не знает? — подумал Тонков, откинувшись на спинку кресла. — Как это Базиса не похвалился?»
— Твой отец реабилитирован, — сказал мягким, доброжелательным голосом Ангелия. — Слухи ходили ложные. Младен оказался честным, чистеньким, как… Видишь, лучше поздно, чем никогда. Правда — она всегда одержит верх.
— Сколько лет потребовалось для этого?
— Беда не ходит по лесу. Поскольку мы замешаны, мы и должны разобраться, поправить и все поставить на свои места. Ну а пятно будет ликвидировано.
— Так-то оно так, но осадок остается.
Ангелия заметил: Рад скрестил на груди руки, затем опустил и растер, чтобы увеличить приток крови.
— Есть у меня одна вещица от тебя на память, дядя Ангелия: характеристика, которая была прислана в военное училище. В ней ты черным по белому написал: «Парень хороший, однако его отец…» Ты был тогда старостой.
Ангелия украдкой снял с лица улыбку, словно спрятал в портфель.
— Время такое было и требовало жертв.
— Однако жертвой оказался не тот, — резко парировал Рад.
Ангелия вскочил из-за стола и подошел к нему:
— И я, и я вместе с другими… Расплачивались и виноватые, и невиновные. — Он замолчал.
Губы у Рада сжались в гримасу, словно он собирался заплакать. Ангелия был в растерянности — выставить его или утешать.
«Так-так, — подумал он, — дай ему палец, он всю руку отхватит».
Иногда по ночам, когда он закрывал бессонные глаза, перед ним являлся Младен Лебеда. Ясное, спокойное лицо, ровное, как хорошо вспаханное поле, готовое принять доброе семя, сдвинутые к переносице густые, кустистые брови, глаза, горящие невидимым огнем. Возвратились они в село одновременно. Ангелия в новенькой парадной форме расхаживал по селу, как надутый индюк. Встретил его Младен, осмотрел с ног до головы.
«Да вы посмотрите на него! Тебе что, не надоела военная форма? А я сбросил это казенное барахло. Ты где служишь?»
«В Ямблоле, Младен. А ты?»
«В Станимака».
«Ты знаешь, меня направляют на новые земли», — похвалился Ангелия.
Младен задумался, потом повернулся к нему, словно хотел раскрыть перед ним все тайны:
«Ты, Анчо, ремсист. Мы обрели свою жизнь. Не придется тебе работать на новых землях».
Ангелия едва слышно прищелкнул, языком и смутился: перед ним стоял не тот слабосильный Младен, с которым когда-то мальчишками бегали по лужайке. Мальчик вырос. В его глазах горел пламень.
«Так поэтому я должен идти и подставлять лоб под пулю!»
«Ты ремсист, — повторил Младен тоном, не терпящим возражений, — и тебе необходимо немедленно, не рассуждая, выполнять принятое решение».
Тогда Ангелия замолчал и пустился на хитрость, чтобы предотвратить дальнейшее обострение отношений.
«Да я и там буду полезен, там тоже нужны свои люди для работы среди солдатских масс».
«Слушай приказ: с винтовкой и ранцем явиться к нашим. Завтра вечером, после семи, сбор около большого дуба в лесу».
«Но почему? — заикнулся Ангелия. — Нашим нужны люди, их осталось очень мало».
Младен направился к скотному двору, а Ангелия долго смотрел ему вслед.
…Ангелия налил из графина воды, отпил глоток, вода показалась какой-то кислой и вонючей, он с отвращением выплюнул ее в горшок с геранью.
Рано утром, с первыми петухами, Ангелия попрощался с родными, не сказав, что направляется в Балканы. Около старого дуба его ожидал загорелый незнакомый мужчина в плаще — Ангелия пошел за ним, прислушиваясь и оглядываясь по сторонам. Деревья вырастали из темноты перед самым носом и, словно живые, заговорщически шептали: «А молодые девчата? А молодые сады?»
Младен Лебеда остался внизу, в поле, чтобы собрать недовольных крестьян и отправить их в горы. Арест одного курьера полевого отряда привел к провалам. Младена схватили, пытали: били, пинали коваными сапогами, душили. Лебеда сцепил зубы в молчании и проглотил все тайны вместе с собственной кровью.
Сады, сады… В тот день, когда его мобилизовали, Ангелия возвратился из своего фруктового сада около речки. Подошвы гудели от усталости, а сердце наполнялось надеждой. Четыре дерева начинали цвести. Он останавливался у каждого из них, рассматривал листву, обхватывал ствол и, приложив к нему ухо, кажется, слышал под корой шипение, с которым от корней шел сок. Представлял себе, как получит небывалые плоды, как будет грузить и вывозить в горы.